Луцием? Не пора ли исправить ошибку?
Император отрицательно покачал головой:
– Его усыновление являлось условием Адриана, и я не вправе отказаться от данного слова.
– Но?..
– Что бы ни случилось, все к лучшему, Марк. Я всю жизнь придерживался этого правила, и оно меня ни разу не подвело. Это во-первых!.. А во-вторых, не так уж плохо мы почитали отеческих богов, чтобы какая-то кучка заговорщиков, поддавшихся живущим в их душах демониям, сумела овладеть Римом, его наследством и славой.
– Но надо же что-то делать!
– Конечно. Но делать по-умному. Пока заговорщики не переступили черту, ответные меры должны быть адекватны содеянному. Мы должны переиграть их в замысле, в умственном, так сказать, отношении.
– Может, мне стоит поговорить с Катилием Севером. Как-никак он был моим воспитателем и всегда по-доброму относился ко мне…
– Обязательно, но не сейчас. У нас нет ясности, нет точного понимания, что задумали эти… – Он не договорил, только сжал пальцы в кулаки. – Сейчас многое зависит от Урбика. Сколько он будет возиться в Британии?! Нельзя бездумно будоражить Египет, в этом случае Рим останется без хлеба. Следует точно выяснить, что творится в Сирии. Видишь, сколько неотложных дел? Но самое неотложное… – он задумался, – что задумал Аттиан? Чем опасны тени, которыми распоряжается негодяй Сацердата? Этим ты должен заняться в первую очередь и как можно скорее разузнать об этом разбойнике.
– Я привлеку к этому Бебия Лонга.
Император резко прервал его:
– Ни в коем случае! Пусть Бебий разберется со своими домашними. Воздержись пока от встреч с ним. Это успокоит заговорщиков, даст знать, что мы с тобой не придали значение тем сведениям, которые он привез из Египта. Меня куда больше волнует состояние дел в провинции Сирия – точнее, в Антиохии, в этом рассаднике смутьянов и бунтовщиков. Для этого нам понадобится свежий, неизвестный в Риме человек. Бебий, кажется, упоминал о каком-то сослуживце, с которым встретился в Египте?
– Да. Его зовут Авидий Кассий. Из семьи римских переселенцев. Родина – город Кирр, расположенный недалеко от Антиохии. Отец его был центурионом, к концу службы достиг более высоких должностей. Сам Авидий возводит свой род к Гаю Кассию Лонгину, старому республиканцу, убийце Цезаря. Он гордится этим предполагаемым предком. Ему нравятся прозвища Катилина и Марий, присвоенные ему солдатами. В настоящее время служит во II Траяновом легионе, расквартированном неподалеку от Александрии. Бебий дал ему отличную характеристику – смел, напорист и, несмотря на то, что слывет отъявленным республиканцем, службу знает.
– Надо бы вызвать его в Рим, но незаметно. Извести Муциана – пусть тот назначит его начальником стражи, везущей собранные подати в Рим. Это надо сделать как можно быстрее.
– А как быть с Луцием?
– Мальчишка простоват и невоздержан на язык. Сделаем так…
Глава 3
Спустя месяц после возвращения Бебия Зия, домоправительница Лонгов, неожиданно слегла, тем самым притушив на время назревавший взрыв страстей, сгущавшихся в семье из-за прохладных отношений, установившихся между хозяином дома и его молодой женой.
В первую ночь господин как рухнул на ложе, так сразу уснул. Только к утру, внезапно пробудившись, деловито овладел Матидией, и уже в процессе соития, словно вспомнив, что спит с «чужой», незнакомой ему женщиной и как бы «изменяет» Пантее, – на мгновение помедлил, потом, уступая страсти, довел дело до конца, после чего даже приласкал жену – погладил по лицу и с легким стыдом осознал, что даже не понежничал, не ощупал ее, не познакомился с ней руками…
Навалился, как изголодавшийся солдат или неуч, а у девчонки оказалось кое-что занятное. Например, родинка на левом ушке, приятная на ощупь попка, приманчивая и обильная грудь.
Шрам на щеке, мягкие плечики…
Тонкие, но крепкие пальцы…
Приманчивая гладкость кожи между ног…
Мягкая и густая шерстка внизу живота…
Матидия терпеливо ждала постепенного пробуждения набиравшего силу интереса к ней. Она прильнула к плечу мужа, коснулась пальчиками его левой руки, гладившей ее тело в разных местах. Дыхание у нее участилось, она прижалась к мужу, с такой силой обхватила его, что Бебий не устоял.
Утром наступило похмелье.
Весь день молодой господин ходил хмурый, не в силах совладать с нараставшим в душе протестом против половодья мелких хозяйственных забот, вопросов со стороны Эвтерма и Зии насчет дальнейшего управления имуществом, разговоров с набежавшими подрядчиками, предлагавшими свои услуги по ремонту дачи в Путеолах, а может, и городского дома, сдаче в аренду оливковых и виноградных плантаций и кирпичного завода.
Испытывая некоторое раскаяние перед женой, которую в припадке страсти назвал Пантеей, он скинул на нее разговоры с подрядчиками. Себе оставил прием клиентов, каждое утро являвшихся в дом патрона. Клиентов у Лонгов было на пальцах одной руки пересчитать, и отделаться от них можно было одной-двумя фразами.
Матидия повиновалась молча, ни словом не упрекнув мужа в обидной ошибке.
Эвтерм, с которым Бебий поделился сомнениями насчет своих способностей совладать с хозяйством, высказался просто:
– Бебий, теперь не спрячешься, не увильнешь. Мы с Зией совсем одряхлели. Хочешь не хочешь, а придется нести этот крест.
– Только не надо, Эвтерм, этих прозрачных намеков насчет креста и прочих суеверий, о которых я и в Александрии наслушался предостаточно.
– В чем ты видишь суеверие, сынок? В необходимости заняться хозяйством? Наладить отношение с Матидией? Твоя дóмина тоже человек, Бебий, а ты, насколько мне известно, всегда придерживался той точки зрения, которая настоятельно требует любезного отношения к окружающим тебя людям. Или ты теперь сменил точку зрения, отыскал новые истины? Этот путь у тебя всегда был недолог. Или, может, ты наконец согласился с вашей римской мудростью, утверждающей, что человек человеку волк? Помнится, это выражение обронил Плавт. Или, как твой дружище Марк, ты проникся заветами предков, утверждавших – государство превыше всего? Так, что ли?
Бебий замешкался с ответом.
– Нет, старик. Но я в растерянности…
– Вижу, сынок. Надеюсь, ты позволишь называть тебя сыном, ведь это мы с Зией вырастили тебя. Твоя мать была замечательная – неземная! – женщина, а отец – достойный господин, всегда твердо придерживающийся римских обычаев. Помнится, Адриан называл его «замшелым пнем». Но при этом он никогда не посягал на своих домочадцев, уверовавших в Господа нашего Иисуса Христа. Требовал только, чтобы мы не выпячивали нашу веру, которую ты назвал суеверием. Не тыкали ею в глаза и не стремились пострадать за нее.
Время, Бебий, неумолимо.
Время, Бебий, невзирая на все уловки местных мракобесов и залетных проходимцев, движется к концу.
Грядет расплата, по-нашему апокалипсис.
Требуется сделать непростой выбор, от которого сердце болит, а душа стонет.
Это
