потому что обычным путем мне никак. Стесняюсь я их — женщин. А если красавица, то меня будто суют то в прорубь, то в доменную печь.
Конечно, хочется красиво, с первого взгляда, ни через кого, потому что человек я нормальный, если рядом нет женщины. А они ведь всегда рядом.
Поэтому, когда я попал под сильный дождь, то быстренько встал под козырек газетного ларька. Тут еще «поэтому» ни при чем. Вот дальше: поэтому я огранител, когда рядом с собой увидел красавицу.
Высокая, а я давно заметил, что маленькая красавица — это только полкрасавицы. Высокая, изящная, легкая — выставил бы руку и поставил бы ее на ладонь. Белое платье сидело так, что моей фантазии делать было нечего. Лаковые глаза, огромные и черные, как полярная ночь, смотрели. Ресницы-махаоны сотнями черных вопросительных знаков повисли над глазами. Носик, да что там носик, когда под ним были губы...
Я смотрел на красавицу, но это был уже не я — это был сумасшедший в моем облике.
— Дождь, — сказала она, будто выдохнула музыку.
— Он, — подтвердил я бабьим голосом.
Она раздавила на щеке каплю. Я вздрогнул, содрал с себя пиджак и отчаянно набросил на ее плечи. Для меня это было равносильно полету в космос.
— Ну что вы! — смутилась она. — Меня зовут Ниной.
— Меня тоже! — еще ничему не веря, представился я.
— Тоже Ниной? — вскинула она ресницы-вопросики.
— Тоже Сашей, — уточнил я.
— Кажется, перестал... Пойдемте! — робко предложила Нина, возвращая пиджак.
— А как же, — согласился я, смело взял ее под руку и пошлепал по лужам.
Мы шли, и казалось, все смотрят на нас. Так оно и было, потому что пиджак я надел наизнанку. Нина засмеялась, будто зазвенела хрусталем. Я его вывернул и начал говорить, ибо мужчина обязан развлекать женщину беседой. Тем у меня множество, но они все моментально испарились, поэтому я начал подробно рассказывать, как устроена мясорубка и почему из нее вылезают червячки. Моя слушательница, видимо, решила, что я в магазине молочу мясной фарш.
А потом Нина показала на новенький высотный дом, где она жила.
— Ну и домик! — восхитился я и шагнул в открытый люк.
Он оказался полузасыпанным, поэтому я вылез сам.
— Не ушиблись? — спросила Нина голосом, которому позавидовала бы любая медсестра.
— Пустяки, — вправил я вывихнутый палец.
— Вы испачкались...
— Ерунда, — отлепил я из-под носа комок глины.
— Вам надо умыться... Зайдемте ко мне?!
— К вам?! — прошептал я и опять шагнул в тот же люк, но Нина меня вовремя перехватила.
На ее маму, солидную плавную женщину, я произвел впечатление. Она смотрела на меня, будто я вышел из телевизора и пошел прямо в ванную.
У чистого-то у меня вид ничего, так что вымоюсь, буду ничего. Действительно, когда я свеженький вышел из ванной, то мама сказала:
— Садитесь с нами пить чай!
— Спасибо, только что съел два полуфабриката, — вежливо отказался я, но тут же встретился с Нининым взглядом.
Мама заметила мои колебания, взяла меня под руку и ввела в комнату, где весь стол был уставлен чашечками и вазочками.
Я сел на стул, будто на электрический, ибо был уверен, что мой рот рядом с красавицей, да еще с ее мамой, для еды ни за что не откроется.
— Вы пьете чай или кофе? — выжидательно спросила мама.
Мне бы надо было свободно так ответить: «Чашечку кофе, пожалуйста».
— Я пью компот, — признался я.
Мама слегка замешкалась и посмотрела на дальний угол стола, где что-то было накрыто газетой. Видимо, чайник для сохранения тепла.
— У нас сегодня нет компота, — смущенно сказала она.
— Тогда этого... какао, — брякнулось из меня, хотя какао я вообще не терпел.
— Тоже нет, — вежливо ответила мама.
— Ну, можно и чаю, — согласился я.
Нина смотрела на меня сбоку, и моя правая щека наливалась жаром, будто на нее поставили утюг. Мама дала мне чаю и уже с некоторой опаской спросила:
— Какого вам варенья?
— А какое у вас получше? — поинтересовался я.
— Вишневое хорошее, — неуверенно ответила мама.
Я положил в розетку с верхом и тоскливо почувствовал, что оно с косточками. Как буду вытаскивать их изо рта — не руками же. Поэтому первый глоток сделал без варенья и начал придумывать деликатную тему для разговора.
— Сегодня хорошая погода, не правда ли? — радостно сообщил я и добавил: — Мы с Ниной попали под дождь!
— Да?! — вежливо удивилась мама.
Повисла короткая, но выразительная пауза. Была моя очередь говорить, да и вообще они от меня ждали членораздельной мысли.
— А мы с Ниной попали под дождь, — сказал я и отпил чаю без варенья.
— Да?! — еще вежливее удивилась мама.
— Да, — подтвердил я.
Нина молчала. Пауза, которая продолжала висеть, стала ощутимо опускаться на наши плечи. Я еще отхлебнул чаю, шевельнул в ботинках сразу взмокшими носками и бодро сообщил:
— А мы с Ниной попали под дождь!
Мама заметно окостенела. Но тут и я окостенел, потому что газета на углу стола зашевелилась, из-под нее показался лысый мужчина в очках, пододвинул к себе чашку и с интересом уставился на меня.
«Папа», — пронеслось в голове.
— А вы знаете, как устроена мышеловка? — прямо спросил я папу, выдерживая его пристальный взгляд.
— Не-а, — признался папа, не в силах приступить к чаю.
Я подробно рассказал о мышеловках, которых вообще никогда не видел.
— Саша, а кем вы работаете? — заинтригованно спросила Нина, отказавшись от мысли, что я молочу фарш.
— Вероятно, вы отлавливаете, мышей? — предположил папа.
— А что — отлавливаю, — согласился я и похолодел.
— Для чего же они нужны? — удивилась мама такой экзотической профессии.
— Как для чего... — обиделся я. — Для народного хозяйства.
Надо было как-то остановиться, и я уткнулся в чай. Чтобы уйти от Нининого взгляда, мне пришлось обратить распаренное лицо к маме.
— Да, — вздохнула мама, — кого сейчас только не отлавливают. Да вы с вареньем!
Я начал с вареньем, чтобы уж покончить с этим делом разом. Мне пришла в голову хорошая мысль — вытаскивать косточки изо рта чайной ложкой: и гигиенично, и красиво.
Ощутив
