Почему Леонардо решил, что меня обручил кто-то другой? Кто ему об этом сказал? Сам Энцо? Вряд ли я могла теперь в этом сомневаться.
Мы с Энн шли вдоль прибрежной зоны с многочисленными ресторанчиками, пока не остановились перед одним из них, с большой белой террасой над морем.
— Так кто тебе испортил настроение, если твой муженек за решеткой?
Но пока буря внутри не улеглась, и я не смогла выдавить из себя ни слова.
— Знаешь, я сегодня твой гороскоп смотрела. — Подруга буравила меня взглядом.
— Только не сейчас! — отрезала я.
Столько раз ей твердила, что не верю в астрологию, но Энн снова и снова пробовала меня агитировать.
— Да звездам все равно, как ты к ним относишься! — произнесла Энн на одном дыхании. — Они лишь подтверждают, что ты сможешь совсем скоро найти то, что когда-то потеряла. Цикл белой Луны и соединение с кармическим узлом.
Она взяла меня под локоть, и мы вместе вошли в ресторан. Когда мы оказались внутри, она обратилась к хозяйке примерно нашего возраста:
— У вас есть свободный столик на двоих? Обязательно на террасе.
— Да, прошу вас. Я провожу. — И мы последовали за ней.
Официантка указала нам на столик, который стоял ближе всего к морю, и принесла нам меню. Морские волны разбивались о дощатые стены, окропляя нас водой и насыщая воздух свежестью, запахами сырой рыбы и тины.
Заказав по бокалу Верментино и ассорти из морепродуктов на гриле, я посмотрела на Энн. Мне показалось, что она уже некоторое время какая-то задумчивая, и глаза грустные.
— Что там звезды обещают тебе? Или они решили сегодня опечалить всех женщин на свете? — спросила с иронией я, чтобы отвлечь ее.
Мы обе смотрели на море, и в какой-то момент она уперлась взглядом в накатывающую волну, которая несколько мгновений спустя, отступая, зашипела пеной. Потом Энн вернулась из размышлений:
— Живем в таком обалденном месте, а все ерундой какой-то страдаем.
— Интересное вступление! — усмехнулась я. — А что же дальше?
Энн пригубила несколько глотков и снова посмотрела на море. Что же у нее случилось? Неужели это я своими словами ее задела?
Но после второго бокала вина ее понесло. Она смеялась и плакала, а потом с вызовом выдала:
— Да, Ассоль Надеждина, я тебе завидую. Смешно, правда?
— Чему завидуешь? — удивилась я и уставилась на нее. — Моему легковерию? Наивности? Или авантюризму?
Она отрешенно ответила:
— Тому, что тебе не надо прикрывать сердце разными там теориями.
Во мне, как в шейкере, взбивались возмущение и отчаяние:
— Я рано потеряла родителей, потом бабушку, ребенка. Умудрилась выйти замуж за того, кто меня всегда раздражал. Три дня назад меня изнасиловали, а муж и глазом не моргнул, чтобы помочь. Ах, да! Еще и кондитерскую опечатали. Я считаю деньги в кошельке, прежде чем потратиться даже на такси. И ты мне завидуешь?
Она снова пригубила вино и свела брови:
— Да, я тебе завидую!
Я откинула голову и с раздражением спросила:
— Аня, что с тобой не так сегодня?
— Да все не так! — Подул сильный ветер, и салфетки из салфетницы разлетелись как испуганные чайки, на что Энн со злорадной ухмылкой выдала: — Вот, что случилось сегодня с моими теориями!
Я оторопела, но продолжала ее слушать.
— Теории, теории… Я всегда шла на поводу своих дурацких теорий!
С ее звездами сегодня точно было что-то не так.
— И? — Мне не терпелось узнать, куда она клонит.
— Он был официантом в нью-йоркском ресторане. Макс! — Она закатила глаза. — Разве я могла выйти за него замуж? А сегодня утром в «Форбс» увидела его фото. И все мои теории полетели к чертовой бабушке.
— Вот те на! А как же удобная, комфортная пара туфель? — Я чуть не поперхнулась.
Она с горечью прокомментировала:
— С которой мы никогда не мечтали о детях. Чтобы глаза, как у меня, а волосы, как у него. Чтобы характер мой, а ум, как у папочки.
И я вспомнила себя. Я ведь тоже не хотела ребенка от Энцо. Я хотела его только для себя. Поэтому прекрасно понимала ее: вроде вместе, но ничего общего.
— А ты живешь мечтой о своем Леонардо! И даже, когда все уже потеряно, ждешь, что в самый безнадежный момент он наконец войдет, — с завистью произнесла моя подруга по несчастью.
Я мало что понимала в ее рассказе, но то, что у Энн тоже в сердце была заноза, поразило меня, даже несмотря на то, что ей удалось встряхнуть меня, как придверный коврик.
Я в отчаянии возразила:
— С каждым днем я все больше понимаю, что все потеряно. Он уже давно женился, завел детей.
— Ой, только не лги сама себе, Фасолина! Это в моей голове все кончено, а в твоих мечтах все еще возможно. — Энн шмыгнула носом.
— Там, где мужчины, одни слезы! — сглотнула я ком в горле и пригубила из бокала.
Телефон подруги зазвонил и, прежде чем ответить, она показала мне экран, на котором высветилось: «Муж».
Ее лицо то хмурилось, то прояснялось, то становилось озадаченным, пока я не прочла на нем радость.
— Perfetto ! Отлично! Скажи ему, что минут через сорок будем, — ответила она Умберто по телефону.
Она убрала телефон и принялась искать глазами официантку. А когда та подошла, попросила у нее счет.
— Кажется, он нашелся, — сухо сказала подруга.
Я не понимала, о ком идет речь, и с недоумением смотрела на Энн, которая достала из кошелька купюру в сто евро и положила ее на блюдечко. Оттолкнув мою руку с деньгами, она пробубнила:
— Твой бомж, говорю, нашелся. Умберто вызывали ассистентом на операцию в одну частную клинику. Нино Фарина, при нем и документ с какой-то странной запиской нашли. В полицию передали. И белый шарф, и костюм. Все, как ты рассказывала.
После ряда неудач я слабо верила, что это мог быть он, но все же надежда не угасала.
— И как он попал в самую дорогую клинику города?
— Ты меня об этом спрашиваешь? В жизни иногда везет, — огрызнулась она.
— Только, чур, машину веду я! — Я подскочила с места, надела плащ и чмокнула Энн в щеку…
— Неужели ты думаешь, что бутылка легкого белого вина способна сбить меня с толку? — возмутилась моя девушка-теория с занозой в сердце.
Я обняла ее за плечо, и мы пошли в сторону парковки, где стояла ее черная бмвушка.
Глава 22. На Цветущей вилле
Клиника, носящая имя цветущей виллы, находилась за пределами города, у подножия Апеннин. К ней вела длинная аллея кипарисов. Было в этих деревьях нечто, похожее на человеческую породу: немного благородства, приличная доза неподдельной аутентичности и капелька величия.