Юся умерла.
Кто бы выжил? Она просила… потом уже не о пощаде, но хотя бы о милосердии, только если ее и услышали, то отнюдь не люди.
– У него не получилось, – сказала я, когда она замолчала. – Он был идиотом. Кто проводит такие ритуалы, не покорив сначала душу? Это же…
Риск.
Как знать, сломается ли жертва, позволив заклятью выпить себя, или вот, как в нынешнем случае, переродится в то… во что, собственно говоря? Ох, сдается мне, что «Полный справочник нежити» не так уж и полон, как мнят себе его авторы.
Юся сохранила человеческий облик.
И разум.
Память.
Чувства? Сдается, что и их тоже…
…нетленная плоть… про то, повреждается ли она огнем или заклятьями, проверять не хочется. Сдается, к этакой инициативе исследовательской отнесутся без должного понимания.
Что еще?
Треклятый цветок, на который Эля нанизали, словно бабочку? Просто цветы… лилии и прочие… не складывается. Вот никак не складывается.
– Он понял. Успел понять, – пожаловалась Юся, поднимая лилии. – Он принес цветы… много цветов… я была… еще не совсем жива. Он сказал, что меня никто не найдет, что завтра у него свадьба. Моя сестра поверила, что я сбежала с любовником. И драгоценности прихватила…
Вздох.
И цветы дрожат, но держатся.
– Он сказал, что пока они здесь, я… не смогу уйти… и что я должна ему подчиниться. Я не захотела. Я… он велел умереть, совсем умереть, я хотела… раньше… но стало вдруг так обидно.. меня все будут считать падшей…
Сволочи, что еще сказать.
– Потом… после… он приходил снова и снова…
Но ничего не добился. Душа переступила грань, отделяющую мир живых и мертвых, чтобы вернуться. А значит…
Хрен его знает, что оно значит.
– И когда понял… у меня почти получилось его убить, – она скромно потупилась. – Он ушел совсем. Запечатал склеп…
…и полагаю, воздвиг новую ограду, оставив в ней небольшую лазейку. Вопрос, для чего? Или… не все обряды могут быть завершены без дополнительных условий.
Тогда калитка логична.
Как и…
– У тебя его кольцо? – кольнула нехорошая догадка, и Юся подтвердила ее, подняв правую руку.
Серенький перстень-печатка, из тех, на которых принято выбивать гербы. И главное, нынешний мне знаком распрекрасно.
Вот же…
– Я оторвала ему палец, – Юся погладила колечко.
– Умница, – я ее похвалила. – Но лучше бы голову.
Глядишь, у всех проблем было бы меньше.
– Чем мы можем тебе помочь? – Эль все-таки поднялся, хотя вид имел бледный, да и дышал слабовато. – Если, конечно, можем.
…можем.
Она не была в полной мере нежитью, та, другая, Юся, которая могла бы стать счастливою невестой или полностью лишенным воли хранителем рода. Но на беду то ли воля ее оказалась несгибаемой, то ли некромант недостаточно умел, но что получилось, то получилось.
Она не трогала людей.
Разве что некоторых, решивших, будто пустующий склеп – годное место, чтобы спрятаться. Или спрятать. К телам Юся не прикасалась, ее больше не мучили ни жажда, ни голод, она просто… не любила чужаков.
Мужчин.
Наглых и уверенных, будто бы простенькие их амулетики способны защитить, а то и подчинить. Встречались и такие идиоты. Что ж, склеп был достаточно велик, чтобы нашелся в нем тихий уголок. На мертвецов я глянула, исключительно интереса ради: все же обретенной силой хранителя с Юси стало бы создать пару-тройку безмолвных слуг, но…
– Никогда не любила тесноты, – сказала она. – А цветы любила, у меня дома хорошо росли. Отец целую оранжерею построил.
– Что с ним… стало?
– Убила. Он пришел прощения просить. Плакался, что, мол, это все Тодик… что он наговорил… только он сам меня учил, что говорить и делать – вещи разные.
Юся вздохнула и коснулась полупрозрачного, стеклянного будто листа игольника. Тот потянулся к мертвым пальчикам, обнял ласково.
А меня передернуло.
И не только меня.
– Моего мужа не трогай, – сказала я, просто предупреждая, потому что второй шип вытащить мы, конечно, попытаемся, но вот вряд ли получится.
– Он тебя предаст. Когда-нибудь. Все предают.
– Возможно.
– И ты не боишься?
Я пожала плечами: было бы чего. Как-нибудь… не знаю, переживу, что ли? У меня, в конце концов, сестра имеется. И отчим, который не так уж плох, вон, каждую неделю письма приходят, правда, больше они на отчеты похожи из мастерской.
А с ними – всякая глупая мелочь, вроде брошек.
Или вот колечек.
Прошлым разом вообще крючки прислал, для ванной комнаты. Премиленькие, в виде морд кошачьих. Эль их сразу и прикрутил, сказав, что и дома любят внимание.
Будет ли мне больно, если эльф вдруг исчезнет? Не знаю, вернется в лес свой или там на границу, осознав, что связывает нас малина и пара вечеров в саду? Будет. Пожалуй, что будет. Но я к боли привычная, переживу. А вот подлости в нем нет.
Эльф все-таки.
Да и в принципе…
Полупрозрачные плети добрались и до меня, легли на ботинки, тонкие усики вцепились в одежду, поползли выше. Малина тоже так ластилась. И я опустила руку, раскрыла ладонь, позволяя растению взять толику тепла.
Разросся он, однако, на мертвецах.
– Ты хорошая, – Юся покачала пальцем, и острые иглы исчезли в листве, будто их и не было. – Другие кричат. Обзываются.
– Это со страху.
– Мне тоже было страшно. И я кричала. Никто не пришел.
– Тогда – нет. Теперь мы пришли. Показывай.
Саркофаг стоял.
Хороший, однако, массивный, почитай родной брат тех, которые наверху остались. Вот только бока его были щедро изукрашены рунами.
– Подойти не могу, – пожаловалась Юся. – И он… тоже… я пробовала…
Обломанные иглы похрустывали под ногами, показывая, что они и вправду пытались, но дело даже не в тяжести камня. Крышку держал не один лишь собственный вес.
Пять серебряных печатей я содрала клинком, благо, ритуальный был и острым, и прочным. А вот что касается остального…
– Если она позволит, – начал было Эль, – я…
– Погоди, – я покачала головой и указала в угол. – Посиди пока. Это… наше дело.
Обряды на крови не то, чтобы запрещены, скорее уж проводят их с высочайшего согласия и под пристальным присмотром старших, которые не допустили бы перерождения. Значит, мальчишка рискнул.
