лестницей.
Мощные ветви дуба. Черная от времени скамейка с недостающей планкой. Повторяются элементы оформления музея, но в укрупненном и трансформированном виде. Текучие, расплывчатые контуры взорванного, сгоревшего Крещатика. Боец, идущий в атаку, лишен бронзового величия, — он в тяжелом, неравном сражении, голова забинтована. Плакат «Родина-мать зовет!» наполовину оборван.
Это — двор, город, время, каким их увидят чуть позже наши с т у д е н т ы, пришедшие сюда с е г о д н я. А пока, в первые минуты, на сцене только скамья, дуб и узорчатая дрожащая тень невидимых деревьев.
М а р а т. Посидим в холодке. После семинара — совсем не худо.
Одни садятся на скамью, другие бродят по двору.
Л е н а (оглядываясь). Впервые мы были тут почти две недели назад. Вечером. Сколько тени теперь.
Р и м м а. А на улице пекло. В октябре!
К о с т я. Еще раз спрашиваю, Марат. Что нам нужно сейчас, в отсутствие Лины Петровны, в ее дворе?
М а р а т. Терпение и выдержка создают мужчину.
Л е н а. Знаете, ребята, я попрошу назначение на Тянь-Шань. На перевалах — снег, в долинах — сады цветут. Потом в Арктику переведусь. Полгода день, полгода ночь.
Р и м м а. А я не люблю контрастов. Мне нравится Прибалтика.
С о н я. Здесь хорошо сидеть с кем-нибудь под звездами…
К о с т я (подсаживается, шутливо обнимает). Я, Сонечка, нежный.
С о н я (освобождаясь). Когда уже в космос полетят в одном корабле мужчина и женщина?
К о с т я. Марат, у меня сегодня еще секция бокса!
М а р а т (невозмутимо). Эти орехи и каштаны посадили сами жильцы. Я спрашивал их. В сорок пятом. В День Победы. Поехали в питомник и привезли целую машину саженцев.
Р и м м а. Даже у нас в селе теперь уже никаких следов войны…
К о с т я. Через год Лина Петровна вернется с Кубы. Справишься у нее насчет следов!
Л е н а. Да, не повезло. К тому времени разлетимся кто куда.
Р и м м а. Вот только вдо́вы все помнят, плачут ночами.
С о н я (обняла дуб). Дуб этот уже тогда был стариком.
М а р а т. И скамейка стояла. Все чинят ее, красят.
Р и м м а. А я удивляюсь. Рухлядь же… Иногда так трудно бывает понять людей!
М а р а т. Лина в сорок первом на сколько старше тебя была?
Р и м м а. Тогда взрослели быстрее.
Л е н а. Две недели, почти каждый вечер, мы встречались с подпольщиками, старые отчеты читали, воспоминания Лины. Наши прежние представления… Как не похожи они на жизнь! Нет, теперь я не смогла бы задать Лине того вопроса!
С о н я. Какого это вопроса?
Л е н а. Спрашивать о цене жизни? Когда почти все ее товарищи, ее сестренка… когда она сама только чудом…
К о с т я. Вопросы, вопросы! Кажется, я знаю, в чем тут дело. (Вскочил на скамью).
Все смотрят на Костю.
Лене нужны сразу снег и цветущие сады. Римме — ровное постоянство. Меня интересует структура почвы на Луне. Соню — любовь в межпланетном корабле.
С о н я. Болтун…
К о с т я. И у каждого индивидуума — свои проклятые вопросы номер один. В сорок первом и семьдесят первом. Нет таковых — нет и человека! Летучая мышь! Где же она, заветная эта шкатулка с разгадками, пригодными для всех? Не имеется оной! И слава богу. Что же остается делать? Рыть, копать своей лопатой, как некогда говаривал мастер Фомич. Непременно своей. Благодарю за внимание, леди и джентльмены! (Соскочил со скамьи).
М а р а т. Теперь ты понял, Костя, зачем мы снова здесь?
Костя отрицательно качает головой.
В том же дворе, в тот же день и час, когда все началось…
К о с т я. Хочешь сказать… Все это могло бы случиться со мной? С тобой? С ней и с ней?
М а р а т. Да, родись мы на четверть века раньше. (Обходит сцену, обводит ее рукой). Деревьев этих еще нет. Один лишь старый дуб. Октябрь сорок первого. Мы с вами — парни и девчонки тех лет. Юрию Гагарину только седьмой год…
Перемена света. Возникает декорация «Сорок первый год». Вступает музыка «Идет война народная».
Костя исчезает. Как и все в дальнейшем, он появляется потом в другой одежде, внешность же остается неизменной.
М а р а т. Киев в плену. Немцы уже наводят бинокли на Москву.
Р и м м а. Этот плакат… Где я его видела?
Л е н а. Слышите? Запах гари, каменной и железной гари…
Несколько характерных взрывов.
М а р а т. О, из окон еще бросают гранаты в немецкие танки!
Качаются какие-то жуткие тени.
С о н я. Что это? Виселицы на улицах?
С чемоданчиком в руке входит К о с т я в старой, замызганной лыжной куртке, в широченных брюках.
Л е н а. Володя Самчук? Да мы же читали об этом! Чемоданчик, одет во все чужое. И сейчас встретится с Линой…
Лена отделяется от остальных, исчезает.
М а р а т. Опять не застал ее дома. Уже во второй раз.
Костя — В о л о д я С а м ч у к садится под дубом, читает газету «Українське слово».
С а м ч у к. Ого, уже голуби им мешают! Кто не перебил своих турманов и мохначей, будут считаться «совицким шпионом». Ясно, к стенке. Выбор небольшой, за все к стенке! Вот — «за укрытие теплых вещей, необходимых армии-освободительнице»… О, какие вдруг нежности! Студентов мединститута сердечно приглашают явиться для продолжения занятий… Хотел бы я знать, что за подвох тут?
Через арку-подворотню входит Л и н а Г о р б а ч. Мы без труда узнаем в ней Лену. Легкое пальто раструбом, как носили в те годы, стоптанные туфли. Старомодная вещевая сумка.
(Совсем тихо). Линка, Линка-бамбулинка…
Л и н а. Володя, Вовка?! Похудел, как похудел… Но жив, жив! Вечность прошла… (Подошла, на секунду прижалась).
С а м ч у к. Один месяц, Линок.
Л и н а. Почему не сказал Ольке, где искать тебя? Как ты опять оказался в Киеве? Нет, нет, ничего не отвечай, идем!
С а м ч у к. Здесь поговорим.
Л и н а. Но дома же только сестренка!
С а м ч у к (усаживает на скамью). Глаза одни остались. Самые большие и красивые глаза во всей сорок третьей школе.
Л и н а. А тебе не опасно тут… слишком долго?
С а м ч у к (встряхнул чемоданчик). Слесарь-водопроводчик коммунального отдела городской управы.
Л и н а. Слесарь управы… Ты!
До вступления в действие в новом обличье остальные студенты как бы исполняют задачу хора.
М а р а т. Научный доклад аспиранта Владимира Самчука директор института физики огласил в Париже на международном конгрессе.
Р и м м а. Ты уже и в институте этом побывал?
С о н я. А как Самчук оказался здесь?
М а р а т. До последнего дня рыл окопы в Голосеевском лесу. В составе студенческого батальона.
Л и н а. Я совсем одна сейчас, Вова. Как в дремучем лесу.
С а м ч у к. И сегодня с тряпками — на толчке?
Л и н а. Меняю на хлеб. На молоко для Ольки. Ты же видел ее…
С а м ч у к. Из-за сестренки и осталась?
Л и н а. Полиомиелит, костыли… Отец с июля на фронте. Ты уходил с последними? Потом — окружение?
С а м ч у к. И дарницкий лагерь.
Л и н а. Бежал, пробивался к нашим?
С а м ч у к. Колючка, пулеметы на вышках, овчарки… Не вышло.
