— И что же? К каким выводам вы пришли, ниат Фаэр?
Он надвинулся на нее, загораживая собой зал. Алька с тоской подумала о том, что все-таки он гораздо выше и сильнее, и что, возможно, придется воспользоваться тарелкой с закусками по назначению: вывалить ее содержимое на чудную, с кружевным жабо, батистовую сорочку Фаэра.
— Напрашивается только один вывод, фье Ритц, — свистящим шепотом сообщил Фаэр, — что вы прекрасны в постели. Иных мыслей у меня просто нет… Чтобы приор Надзора… и двуликая? Фу, какая мерзость.
Кровь резко прилила к щекам. Несколько мгновений Алька молча смотрела на Фаэра. Она просто не понимала, зачем он так с ней. Разве она сделала что-нибудь дурное? Ему лично? Так отчего же…
Потом она вдохнула поглубже. Соблазн опустить тарелку на блеклое лицо Фаэра был велик, но…
"Он говорит мне гадости оттого, что не любит Мариуса, — вдруг поняла она, — или же в чем-то Мариус его обошел. Оттого и бесится".
— Думайте, что вам угодно, — наконец сказала она, — а если вы и дальше собираетесь меня оскорблять, то я скажу…
— Кому? — Фаэр осклабился, — мужу? Помилуйте, у вас нет мужа.
— Жениху, — с достоинством ответила Алька.
Фаэр лишь растянул губы в неприятной, искусственной ухмылке. Алька поморщилась. Он стоял слишком близко, так близко, что она ощущала его запах — кислый, затхлый. Неприятный запах и очень неприятный человек…
— Не обольщайтесь, милая, он на вас не женится. Наиграется и вышвырнет. Но, пожалуй, я смогу вас утешить, — выразительный взгляд в глубину декольте.
Алька взглянула прямо в глаза Фаэру.
— Прекратите. Я ни в чем перед вами не виновата, ниат Фаэр, чтобы так…
Он дернул щекой и уже открыл было рот, чтобы сказать очередную гадость, но в этот миг раздались шепотки — король, король идет. И Фаэр тут же отошел в сторону, а потом и вовсе затерялся в пестрой толпе придворных.
"Вот гад" — подумала Алька.
Тем временем все засуетились, расступаясь, и Алька увидела короля — он неторопливо спускался по лестнице в сопровождении нескольких гвардейцев в парадных мундирах.
Она видела его только на картинках и никогда — вот так, вживую.
И, надо сказать, именно в этот миг Алька испытала желание отбить руки тем художникам, которые рисовали Флодрета для тех недорогих портретов, что попадались Альке в Роутоне. Орвил Дей Флодрет… Он и близко не был похож на того изнеженного блондина, каким его обычно и изображали.
Нет, блондином он, конечно, был.
Но отнюдь не изнеженным.
В нем даже на расстоянии чувствовалась сила — как несокрушимая твердость чувствуется при взгляде на кусок гранита. Он был худощавого сложения — но не безвольно-худой или мягкотелый. Сюртук королевского зеленого цвета обтягивал широкие плечи. Белоснежный воротник сорочки обрамлял крепкую, жилистую шею. Черные бриджи и чулки плотно облегали мускулистые ноги. И держался Флодрет именно так, как и полагалось королю: с высоко поднятой головой. Светлые волосы были аккуратно зачесаны назад со лба, открывая высокий лоб. Флодрет чуть заметно хмурил золотистые брови, и, наверное, оттого, что у него был очень интересный разрез глаз, и внешние уголки слегка приподняты к вискам, создавалось обманчивое впечатление недоброго взгляда.
"Как у Ледяного короля", — внезапно подумала Алька.
Она все еще стояла у колонны, приходя в себя после беседы с Фаэром, и король уже шел по залу, с видимым интересом разглядывая присутствующих. Ему кланялись, и зал наполнился тихим гулом голосов.
"Он посмотрел на меня" — смогла расслышать Алька чей-то восторженный шепоток.
Флодрет шел, кивая направо и налево, за ним вышагивала охрана, и он медленно приближался к тому месту, где с тарелкой в руках замерла Алька.
"Пастырь, надо же поклониться" — осенило ее.
Но некуда было поставить тарелку, не бросать же на пол. А поворачиваться к королю спиной и ставить тарелку тоже казалось совершенно неуместным.
Время замерло, когда колючий взгляд короля остановился на ней.
Алька, осторожно придерживая злополучную тарелку, присела в глубоком реверансе, опустив голову. Раздались смешки. С замиранием сердца она увидела, что Флодрет направился прямиком к ней.
— Я вас не видел здесь раньше, — приятный, чуть хриплый голос, — откуда вы, милое дитя?
Алька оторвала взгляд от пола и испуганно посмотрела на Флодрета. Благородное лицо. И, если присмотреться, видно, что он очень устал.
— Ваше величество, — пролепетала она, сгорая от стыда за так не вовремя взятую тарелку, — я…
— Это моя невеста, ваше величество, — вдруг прозвучал рядом уверенный голос Мариуса. И когда только успел к ней подобраться?
Алька выдохнула. Напряжение схлынуло. Какое счастье, что он рядом… Можно ничего не бояться.
Король тем временем молча разглядывал ее, склонив голову к плечу. Затем кивнул Мариусу.
— Тогда… понимаю ваше нетерпение, магистр Эльдор. Но… ничего. Как я и сказал, как только уладим наши дела, можете делать все, что пожелаете.
Алька ожидала, что Мариус ответит что-нибудь в духе "благодарю, ваше величество", но Мариус промолчал.
Король нахмурился, сжал губы и… тоже ничего не сказал. Лишь сухо кивнул Альке, усмехнулся каким-то своим мыслям и двинулся дальше.
"Зачем ты так?" — подумала она про Мариуса.
Король прошел мимо них, и толпа, пестрая, подвижная, снова зашевелилась. Потянулись руки к закускам, зашипело разливаемое по бокалам игристое. Только вот у Альки почему-то аппетит пропал.
Она заглянула в темные глаза Мариуса и поняла, что он раздосадован.
— Я все испортила, да? — прошептала.
— Нет, что ты, нет, — он подхватил ее под локоть, потянул обратно к столу, — все прекрасно, милая. Скажи лучше, о чем с тобой говорил Фаэр.
— Гадостей наговорил, — Алька невольно улыбнулась, — наверное, ты ему насолил чем-то…
На скулах Мариуса заиграли желваки, и Алька с ужасом увидела, как он сжал кулаки.
— Если он еще раз подойдет к тебе, я ему оторву голову, — прошипел он зло, — плевать на то, что он приближен к Флодрету.
— Он еще и носит цвета королевского дома, — заметила Алька.
Мариус только головой мотнул.
— Алечка, говори мне обо всем, что происходит. Договорились?
— Хорошо.
— А теперь ешь.
Мариус подал ей полный бокал вина.
— Я столько не выпью, — пробормотала она, — я же…
— А потом пойдем танцевать, — он улыбнулся, скользнул взглядом по линии декольте, затем нежным, тягучим и почему-то очень чувственным движением поправил колье.
