– Да, так.
– На каком расстоянии он оказался от вас, когда вы впервыеясно его разглядели?
– Затрудняюсь ответить.
Мейсон сделал пометку мелком на схеме, затем, сверившись смасштабом изображения, спросил:
– Иными словами, он, должно быть, находился от вас нарасстоянии тридцати пяти футов, согласны?
– Да, вполне возможно.
– Спиной к вам?
– Да, припоминаю, что спиной.
– И вы все же узнали его?
– Да, узнал.
– Вы представляете всю важность того, насколько вашипоказания должны соответствовать истине?
– Да, представляю.
– Вы понимаете всю серьезность этого судебного процесса?
– Полностью понимаю.
– И однако готовы подтвердить под присягой, что человек, накотором была только ночная рубашка, которого вы видели с расстояния тридцатипяти футов, да еще при лунном свете, вне всяких сомнений был именно обвиняемый?
– Да, готов!
– Вы взглянули на часы, когда встали?
– Да, посмотрел.
– А когда снова легли спать, смотрели на часы?
– Кажется, да. Да, смотрел.
– Сколько было времени, когда вас разбудили?
– Ровно три часа.
– А когда снова оказались в постели?
– Ну, почти столько же. Думаю, прошло не более тридцатисекунд.
– А вы заметили положение стрелок на циферблате, когдасмотрели во второй раз, перед тем как легли в кровать?
– Да, заметил.
– А не могли стрелки показывать пятнадцать минут первого?
– Нет, не могли.
– Когда вы в первый раз давали показания, разве вы неговорили, что время было пятнадцать минут первого?
– Возможно, говорил.
– Тогда, по горячим следам, ваша память должна была хранитьсобытия минувшей ночи или утра более свежими или яркими, чем сейчас, что вы наэто скажете?
– Скажу, что это не так.
– Что не так?
– Мои воспоминания не были тогда самыми отчетливыми.
– Следует ли понимать это так, что ваша память становитсякрепче только со временем?
– В этом случае – да.
– Потому что, когда вы узнали, что убийство, по мнениюэкспертов, было совершено приблизительно около трех часов, ваша память окрепланастолько, что поменяла местами стрелки часов, чтобы дать вам возможность сблеском выступить в роли свидетеля и…
Судья Маркхэм стукнул молоточком:
– Считаю, господин защитник, что упоминание о том, «чтобы сблеском выступить», вряд ли является уместным.
– Я хочу указать на мотив, которым руководствовалсясвидетель.
– Это не так! – воскликнул Дункан. – Теперь я точно знаю,что было три часа утра. Полностью исключается, что на часах было пятнадцатьминут первого.
– У вас хорошее зрение? – спросил Мейсон.
– Очень хорошее.
– И четырнадцатого утром с глазами все было в порядке?
– Конечно!
– Вы носите очки, не так ли?
– Да, я пользуюсь очками вот уже тридцать пять лет.
– И в то время, к которому относятся ваши показания, такженосили очки?
– Да.
– Вы надели очки, когда встали с кровати и подошли к окну?
– Нет… Впрочем, да, надел. Думаю, что должен был надеть.
– Если надели очки, то для чего?
– Чтобы смотреть через них, конечно.
Еще раз по залу суда прокатился смешок, но в этот раз вповедении Мейсона было нечто такое, что оживление затихло еще до того, каксудебный пристав успел стукнуть молоточком, чтобы восстановить порядок.
– Из ваших слов следует, – задал вопрос Мейсон, – что когдавы были разбужены злоумышленником, рыскающим возле вашей комнаты под покровомночи, то первое, что вы сделали, проснувшись, – это надели очки, чтобы всеразглядеть как можно отчетливей, это верно?
– А что здесь необычного?
– Совсем ничего, мистер Дункан, просто я спрашиваю, так ливсе было на самом деле?
– Да, полагаю, что так.
– Иными словами, вы знали, что без очков ничего не увидите.
– Я этого не говорил.
– Не говорили, – согласился Мейсон, улыбаясь, – но все вашидействия подтверждают это лучше всяких слов. Вы надели очки, потому что знали:без них разглядеть что-либо вам вряд ли удастся. Разве я не прав?
– Конечно, в очках я вижу лучше.
– И вы знали, что без них ничего не сможете разглядеть набольшом расстоянии, согласны с этим?
– С очками мое зрение немного острее, чем без них.
– А с очками ваше зрение вполне нормальное? – спросилМейсон.
– О да!
– Можете ли сказать, что безупречное?
– Я бы сказал, вполне нормальное.
– Полностью нормальное?
– С учетом того, что вы имеете в виду, – да.
– Тогда почему, – спросил Мейсон, указывая пальцем наДункана, – сразу после того, как вы дали показания окружному прокурору о том,что видели, вас отправили к окулисту, чтобы подобрать вам новые очки?
Бергер воскликнул:
– Он не получал никаких указаний насчет окулиста! Это наглаяинсинуация!
– Так почему вы сделали это? – продолжал допытыватьсяМейсон.
– Я не сказал, что ходил к окулисту.
Мейсон, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
– Это я говорю, что вы ходили! Зачем вы сделали это?
Дункан явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Затем, – ответил он, – что захотел, вот и все!
– Почему вы захотели?
– Я давно собирался сходить к окулисту, да все не быловремени. Я всегда слишком занят. Надеюсь, вы понимаете, сколько дел у такогоадвоката, как я.
– О, – заметил Мейсон, – значит, вы некоторое время неменяли очки?
– Да, не менял.
