Я молчала, прислушиваясь к себе, не заболит ли еще что-нибудь.
Тем временем в комнату вошла другая служанка, принесшая платье. Убейте меня на месте – это платье было точь-в-точь такое же, как на графине в день приезда Альвару. Только на этот раз моего размера. Рядом с кроватью возле ночного горшка стояла пара изящных туфелек, по цвету подходящих к платью.
Я позволила девушкам поднять меня и стянуть рубашку. После чего голая дожидалась, пока меня оденут. Я чувствовала слабость и вялость во всем теле, так что помощь была более чем кстати.
Одетая, я подошла к изящному столику, на котором стояли шкатулки, и служанки, усадив меня в креслице, начали расчесывать мои волосы. К своему удивлению, я обнаружила, что, оказывается, спала в чепце. Причесывая меня, девушки беспрестанно щебетали, стараясь развеселить. На всякий случай я решила не противиться, а позволить сперва выходить меня, и уж потом принимать какие-либо меры.
От девушек я узнала, что граф выгнал из дома всю прежнюю прислугу, обвиняя людей в том, что они не уследили за его женой, то есть за мной, отчего он чуть было не овдовел, а его дети не стали сиротами. Альвару нанял полный штат новой прислуги, так что меня никто бы не опознал и до поры до времени я могла отлеживаться, набираясь сил.
Только вот что потом? Я была придворной дамой, сначала в свите его жены, затем при донне Инес де Кастро, так что меня знали многие. Правда, я отсутствовала два года, находясь под стенами Лиссабона, но зато большинство грандов из окружения принца видели меня на поле сражения. Для них я оставалась доньей Алвиту, виконтессой Фару, полковой женой Альвару, но ни в коем случае не его законной половиной доньей Литицией. А значит, стоит мне только оказаться в поле зрения любого из придворных, меня тотчас опознают, а далее незамедлительно последует арест и дознание.
Добавьте к этому, что я, штатная любовница неблагородного происхождения, имела от графа Альвару четверых детей, которых мне требовалось как-то пристроить. Кто из судейских в такой ситуации не сочтет меня виновной во всех смертных грехах? И потом, еще не известно, как обошелся со своей настоящей женой Альвару? И что он сделал с трупом?
Так что меня могли обвинить еще и в убийстве из ревности, надругательстве над телом, а то и в отказе в христианском погребении – если Альвару закопал Литицию как собаку. То есть мои шансы остаться в живых были близки к нулю, так что я пожалела, что Альвару с оруженосцами не забил меня до смерти.
Из разговоров со служанками я узнала, что граф велел им приготовить комнаты для двоих его старших сыновей, которые, по его словам, должны были вернуться в отчий дом. Сердце мое забилось от радостного предчувствия. Быть может, Господь все же сжалится надо мной напоследок и позволит увидеть моих мальчиков?
Девочки уже были привезены и теперь находились в доме. В общем, с точки зрения прислуги, мы были чуть ли не идеальной семьей.
Я быстро шла на поправку. Теперь каждый день я общалась со своими дочерьми, поджидая сыновей и не выходя из дома. В конце концов, ради счастья быть с детьми я могла пожертвовать такой малостью, как свобода, добровольно заточив себя в доме Альвару.
Счастливые тем, что у них теперь есть не только мать, но и отец, Анжелика и Хулия поклялись, что будут называть меня Литицией Альвару и навсегда забудут про Франку. Сыновья же вообще должны были увидеть меня впервые, так что их никто не стал посвящать в семейные тайны.
Глава двадцать четвертая. Невеста короля
Так прошло три года. Из Бежа по приказу короля Педру Первого мы теперь уже полной семьей переселились в Лиссабон, где его величество подарил Альвару роскошнейший дворец.
Всякий раз, когда Педру спрашивал графа о его супруге, тот вежливо отвечал, что та не может иметь счастья лицезреть своего короля по причине нездоровья. Эту дежурную фразу дон Педру понимал таким образом, что Альвару специально скрывает донью Литицию, предавшую в свое время госпожу де Кастро, с тем чтобы не портить настроение самому дону Педру. В душе он был благодарен другу за такую заботу и не настаивал.
Что же касается несчастной Франки Алвиту в девичестве Сорья, то Альвару был вынужден сообщить, что его дама умерла вскоре после приезда в Бежа, скончавшись от полученных в последний день войны ран. Говорят, король пролил слезу над судьбой женщины, которую знал столько лет и которая всегда была ему полезна и верна.
Еще больше он переживал за Альвару, чьей дамой сердца считалась покойная Франка. При этом граф подтвердил свою клятву сделать законными наследниками совместных с Франкой детей, выписанных в Лиссабон и живших теперь с ним и его законной женой Литицией.
Только согласившись носить имя Литиции и приняв добровольное затворничество до конца своих дней, я имела счастье узнать имя своего второго сына. Оказывается, его нарекли Горацио в честь кого-то из итальянской родни Альвару.
Позже в благодарность за верность графа и во имя безвременно почившей Франки дон Педру взял на королевскую службу обоих моих мальчиков, дав им воинский чин и место при его высочайшей особе. Анжелика также нашла себе место при принцессе Беатриш. Младшая, Хулия, должна была еще немного подрасти дома, так как король опасался брать к себе на службу столь юную особу.
Я теперь не решалась выйти даже в сад возле дома. Альвару приказал мастерам переделать балкон в спальне, увеличив его и сделав там специальные углубления для горшков с цветами. Я посадила там розы, магнолии и дикий виноград, который оплетал балкон, делая его похожим на крохотную беседку. Я могла весь день напролет просиживать в этом райском местечке сокрытая от посторонних глаз.
Правда, из-за такого малоподвижного образа жизни я еще больше растолстела, но чувствовала себя при этом отменно. Альвару бывало смеялся надо мной, спрашивая, насколько я еще смогу увеличиться в объеме, чтобы не лопнуть? Знал бы он для чего…
В общем, мои дети оказались пристроены и я сама жила в роскоши и достатке. Из любовника граф сделался моим супругом. Так что можно было даже сказать, что жизнь наконец-то вошла в более или менее приемлемую колею, если бы не одно «но».
Я поняла, что жизнь снова дала трещину, когда в 1360 году король Педру добился от кастильского короля выдачи убийц Инес, бежавших в Кадис перед перемирием между ним и Афонсу Четвертым. Бывшие придворные были возвращены в Португалию и вскоре четвертованы на главной площади Лиссабона.
Несмотря на то что официально я считалась давно почившей и меня не могли вызвать на суд, я чувствовала, что не далек тот день, когда мое самозванство раскроется, и сообщила о предчувствии Альвару. Тот нежно меня утешил, сказав, что убьет, если я вдруг выйду из дома или попытаюсь каким-нибудь другим способом открыть глаза королю. Тем не менее я оказалась права. И произошло это ровно через год, в 1361 году.
Однажды за завтраком, на котором присутствовали только мы с дочерью и Альвару, граф вдруг сообщил, что король для чего-то потребовал, чтобы немедленно были подняты протоколы моего допроса, равно как и всех остальных допросов по делу убийства Инес де Кастро. Кроме того, ко двору был вызван дон Хиль, епископ Гуарды, венчавший в Брагансе дона Педру и донью Инес. От Альвару же требовалось поклясться в том, что он лично присутствовал на тайном венчании и все происходило по правилам. Это вызывало недоумение, потому что преступники, названные мной по делу, были год как казнены, и я, честно говоря, думала, что мы уже не вернемся к этой теме.
