Часть I. Тринадцатая дочь купца
Тихо светит на столе одинокая лампада. Давно уже нужно бы добавить масла, но не могу себя заставить – устала. Да и запас масла тоже, похоже, закончился. Скоро силы света иссякнут, и комната погрузится во мрак.
Ночь светится. Ночь всегда светится – ее свет особый, колдовской. Луна на исходе, на изломе мать Луна святая Селена. Скоро закончатся силы Луны, и мир погрузится во мрак.
Марокканская подушка, которую я вышила по приказу графа, уже закончена. Цвет свежей крови сочетается на ней с цветом запекшейся, а зеленое с серым.
Графиня не любила ярких цветов. Она вообще ничего яркого не любила, а я – наоборот. Зато и вышивать она умела – знатная мастерица позавидует. Не то что я. С моими ручищами лес валить, конем управлять, а не иголочку серебряную держать.
Но граф Альвару приказал вышивать шелками, и я вышиваю, подбирая цвета, которые могли бы понравиться госпоже. Вышиваю и ненавижу свою работу. Но граф Альвару… его кулачищи кого угодно переубедят. Вот я и сломалась, ради него живу, ради него умру. Скоро умру. Знаю. Дни мои на исходе.
Повидаться бы с детьми, но, должно быть, уже не успею, да и примут ли они меня после всего, что я сделала, после того, что обязана рассказать? Примет ли меня наш сюзерен и дофин Жуан, славный сын госпожи Инес[2], которого я спасла от смерти и на которого мы с Альвару возлагали такие надежды? Простит ли, узнав, кто я и кем заставила меня быть судьба? Простят ли меня люди, пожалеет ли Господь?..
Мои соседи, эти ограниченные и видящие не дальше своего носа простолюдины – горожане, ремесленники, торговцы, называют меня графиней Альвару. Вот кому моя история доставила бы истинное наслаждение посплетничать. Судебные приставы, церковный суд… Как же удивились бы они все, услышав, что на самом деле я никакая не графиня Альвару!
Я – Франка, тринадцатая дочь купца Эдмонда Сорья. Девочка, у которой судьба изначально отобрала всякую надежду и которую одарила самыми необыкновенными приключениями, оставив на душе и теле неизгладимые шрамы.
Но начну обо всем по порядку.
Глава первая. О том, как девочка превратилась в мальчика
Мой отец купец Эдмонд Сорья и моя мать Марианна мечтали иметь наследника мужского пола, в то время как Господь даровал им только девочек. Моих двенадцать сестер и так было нечем кормить, когда родилась я, потому никто и не обрадовался этому событию.
Отец пытался вкладывать средства то в постройку купеческих судов, то в товар, но все как-то неудачно. Его проекты только уносили деньги из дома, в то время как крохотная лавчонка, на доход с которой мы жили, не могла покрыть всех издержек. Как старший сын старого Гарсия Сорья, он надеялся прибрать к рукам торговлю своего отца, но не мог, так как по правилам должен был иметь сына, которому в свою очередь досталось бы семейное дело. Отец и дед находились уже пятнадцать лет в размолвке, и отец не смел явиться к нему без наследника.
Когда мне исполнилось шесть лет, отец наконец-то получил вести из отчего дома. В письме, которое доставил знакомый купец, говорилось, что пришло время семье собраться вместе и решить, кому достанется дело и основной капитал, так как дед желает распорядиться своими средствами и имуществом при жизни, находясь в здравом уме и твердой памяти.
Увидев, что час пробил, отец сперва схватился за голову, лицо его сильно покраснело, так что матушка решила поначалу, что у него удар. А потом, вылив себе на голову ушат колодезной воды, он заметался по комнате, извергая проклятия, оставляя лужи и то и дело стуча кулаком в стену. Так он делал всегда, когда был сильно расстроен.
Мы с сестрами и матушкой забились в углу у очага, не смея слова молвить. Вдруг взгляд его остановился на мне. Одним прыжком отец оказался возле нас и схватил меня за косу. Я вскрикнула, он пригнул мою голову к своим коленям и, взяв со стола нож, начал отрезать мои волосы, так, словно это была не коса, а плетеная веревка в его лавке. Матушка и две старшие сестры упали на колени перед отцом, умоляя его пощадить меня, но тот обозвал их дурами и продолжил начатое.
Рывком поставив меня на ноги, он обрезал тем же ножом мою рубашку, так что она сделалась почти такой, как носят мужчины.
Оставив меня стоять посреди комнаты, отец пошел на конюшню. Поймав там сына конюха, он содрал с него штаны и шляпу и, принеся все это в дом, велел мне одеваться. Сообразив, что меня сегодня никто не собирается убивать, я быстро успокоилась и переоделась в мужское.
Отец отошел к стене, с довольным видом разглядывая свое творение.
– Запомни, теперь тебя будут звать Ферранте. Ты мой сын, Ферранте Сорья. Понял?
– Поняла, – кивнула я и тут же получила пощечину.
– Не поняла, а понял. Теперь ты мальчик. Будущий мужчина. Понял?
– Понял, – я плакала, утирая слезы грязным кулачком, отец возвышался надо мной.
– Как тебя зовут?
– Франка Сорья.
Новая пощечина свалила меня с ног. Я упала, ощущая запах деревянного пола, из носа пошла кровь.
– Ты же убьешь ее! – попыталась защитить меня мама, но отец тут же ударил и ее.
– Не ее, а его! Пойми же ты, дура, что теперь Франку следует называть Ферранте. Это наш сын. Наш наследник. Поняла? Сейчас я пойду в лавку жида Измаила и куплю ему приличествующий наряд. А потом мы отправимся в Вила Реал на встречу с моим отцом, и так как я старший сын и имею мужского наследника, то должен получить семейное дело. Понятно? – он зло посмотрел на маму. – Всем понятно?
– Но если обман откроется – твой отец, он… – мама прикрыла лицо, опасаясь очередного удара и одновременно прижимая меня к себе.
– Если это отродье не проболтается, откуда ему узнать?
– Но Франка, то есть Ферранте, еще слишком мала. Она, то есть он, ребенок. Дети не умеют хранить тайны!
– Зато из всех моих ублюдочных дочерей она больше всех похожа на пацана. Она резва и неугомонна. Она постоянно играет с мальчиками и знает все их забавы, в то время как куклы и шитье не привлекают ее. Даже если старик начнет догадываться и попытается поговорить с ней, она не ударит в грязь лицом и покажет себя настоящим постреленком. Проскочим! Я не собираюсь уступать принадлежащие мне по праву деньги моим братьям! Ферранте!
