– А на хрена мне здесь столько? У меня есть чутка, а от этих одни нервы будут. Бери все. Если выгорит твое «дело», посылочку мне от брата пришлешь, – Маляр усмехнулся так, что все лицо его пошло морщинками. – Так и напиши, «Маляру от брата», носки теплые и варенье. Малиновое особенно люблю.
– А если не выгорит?
– А если не выгорит, вернешь деньги Снегирю, когда встретитесь.
На улице послышался звук мотора. Дважды просигналили.
– Жди посылки, – сказал седой и, пожав Маляру руку, навсегда покинул блатной барак.
– Куда едем, бригадир? – спросил Миша.
– На ТЭЦ, – коротко ответил зэк.
– Удобней мне было бы трамвайные рельсы проложить, весь день так и езжу, то на ТЭЦ, то с ТЭЦ. – Миша глянул в зеркало заднего вида на Маляра, вышедшего проводить машину с крыльца. – Надо быстрее ехать, успеем до колонны. А потом куда?
– Никуда. Встанем у ТЭЦ и будем ждать человека. Ждать придется долго, может быть, всю ночь.
– Это кого ждать?
– Прости, Миш, не могу сказать.
– Секреты… Все у Берензона секреты. Чего везешь, не знаешь, куда везешь, не знаешь, кого везешь, не знаешь.
– Лучше не знать, – закурил седой зэк, скользя взглядом по станции, заводам и мусору, растворявшимся в быстрых сумерках. – Найди около ТЭЦ место, чтоб нас не видно было, а вход просматривался.
– Ты не Зимонина убить собрался?
– Зачем мне это?
– Тебе, может, и незачем. Говорят, его из главных инженеров разжаловали, судить будут.
– Сочувствую, – без жалости сказал седой зэк и указал окурком на трубу: – Ну и здоровая хрень!
Миша поставил грузовик рядом с кучей земли лицом к ТЭЦ и выключил фары. До входа было метров сто. С объектов потянулись люди, выступая жалким маршем к лагерю. Сейчас Неверов не появится. Седой прикрыл глаза и глубоко выдохнул. Репродукторы заводов гулко гремели вечерней сводкой:
– «…На невыносимые холода жалуется в письме к своей жене и солдат Гюнтер: «У нас уже снег… Собачий холод. Я хотел бы быть с вами дома, а не в холодной России. Пришли мне две пары теплых носков и пару обмоток. Должен кончать, так как у меня застыли пальцы». Немецкий офицер Ганс пишет жене Лотте в Берлин: «…Наша кучка опять уменьшилась. Убиты лейтенант Бреннеке, которого ты знаешь, один унтер-офицер и четыре солдата. Я выкарабкался. Тут у нас уже чувствительный холод…»
– Кого ждем-то, не скажешь? – спросил Миша.
– Проверяющего из Москвы.
– А как дождемся, что нам делать?
– Тебе – оставаться в машине. И поверь: чем меньше увидишь, тем лучше.
– Интересное дело, – Миша нервно достал папиросу и закурил. – С детства шофером стать хотел. Знаешь почему? Потому что на машине едешь куда хочешь. Весь мир перед тобой, была бы дорога. И вот есть у меня машина, а я в лагере, и мотаюсь от гаража до района, каждый день тем же маршрутом. Чем я от заключенного отличаюсь? Да ничем. Сплю чаще в кабине, чем на кровати, завтракаю в столовой, ни дома, ни семьи.
– Отличаешься тем, что можешь уйти отсюда.
– Я раньше тоже так думал, а теперь не уверен. Безымянка так просто никого не отпускает. Да и кто мне уйти даст? Думаешь, после стольких дел Берензон прямо так меня и уволит? После сегодняшнего? Думаешь, я не понимаю, зачем мы проверяющего ждем? Уж, наверное, не до Москвы подвезти. Знаю, зачем стою, но ведь стою.
– Не знаешь. Берензон не знает, проверяющий не знает, я сам не знаю, никто не знает.
– Не понял я тебя, Дед.
– Скоро поймешь.
Миша помотал головой и откинулся на сиденье. Часы ожидания для него тянулись медленно, для седого зэка, ловившего тени во тьме перед ТЭЦ, пролетали мгновенно.
Водитель крепко спал, когда к ТЭЦ, хромая, приблизился темный силуэт. Тулуп даже издали не был похож на форму. Седой зэк бесшумно спрыгнул из кабины, и в свете открытой двери увидел Витю. Скрываясь за кучами земли и мусором, Дед отправился следом. Тихо войдя в здание, он на секунду замер от неожиданности. На столе, захлебываясь последним вдохом, умирал молодой охранник. Телефонная трубка выпала из его руки и раскачивалась маятником над лужей крови. Седой подошел к аппарату и перерезал бритвой провод. Потом поднялся в кабинет Зимонина. Дверь распахнута, но внутри никого. Искать инженера и Витю в лабиринте коридоров незнакомого здания было бесполезно. Неверова, если он собирался здесь появиться, надо было ждать на улице.
Очень хотелось закурить, но выдать себя огоньком седой не мог. Где-то наверху в тишине серого неба раздался короткий крик – и тут же гулкий удар об землю. Зэк не спеша обогнул ТЭЦ, приближаясь к тому месту, откуда долетел звук, стараясь прятаться. На земле лежало тело в белой рубашке. Первым порывом было броситься к Зимонину, но тут из темноты появился человек в форме. Неуверенно, словно пьяный, человек подошел к трупу. Седой сжал бритву, но в этот момент из-за угла хромая вывернул Витя и, подойдя к инженеру, перерезал ему горло. Самое время вмешаться.
– Зачем? – повторял Неверов, не замечая седого, остановившегося у него за спиной.
– Затем, что ему приказали.
Витя в замешательстве встал с колен, а Неверов обернулся, растерянно глядя на седого зэка.
– Расскажи Ивану Андреевичу, зачем ты так сделал.
– Чего тебе здесь надо?
Вид у Вити был загнанный. Он тяжело дышал, переводя взгляд с лейтенанта на заключенного, поднял бритву, но тут же опустил, увидев такую же в руках Деда.
– Сегодня на вопросы отвечаешь ты, – усмехнулся седой и вложил в руку Неверова пистолет «ТК». – Может, это поможет, Иван Андреевич?
– Ты убил Опарина? – прицеливаясь, спросил Неверов.
Витя оглянулся на труп Зимонина с перерезанным горлом и кивнул.
– Чащина?
Витя отрицательно покачал головой.
– Врешь. Чернецов приказал?
Снова кивок.
– Зачем?
Витя пожал плечами.
– Из-за Зои?
Неуверенный кивок.
– Из-за денег?
Неопределенный кивок.
– И Зимонина Чернецов приказал убить?
Кивок.
– А меня? – Витя не шелохнулся. – Но меня же хотели убить?
Седой зэк достал папиросу и отвернулся спрятать спичку от ветра. Витя мгновенно бросился на Ивана Андреевича. Неверов вскрикнул, раздался выстрел. Казалось, грохот должен разбудить весь лагерь, но эхо мгновенно умолкло, и тишина ночи заполнила площадку перед ТЭЦ так же быстро, как смыкается вода в колодце после брошенного камня. Витя замер, потом закашлялся, словно смеясь над неудачной попыткой, и упал, не выпустив бритву из руки.
– Он хотел меня убить, – проговорил Неверов, не справлявшийся с дрожью.
