Водитель кивнул. Зоя посмотрела на седого зэка и протянула через стол пачку «Герцоговины Флор».
– О чем говорили с Зоей?
– О говне, – садясь на переднее сиденье, ответил зэк.
– Ты, Дед, в этом специалист.
– Потому и востребован. Довези меня до того места, где ты оставил Неверова.
Автомобиль вновь проехал через шлагбаум и оказался в Безымянлаге. За эти три дня седой зэк покидал лагерь больше раз, чем за последние шесть лет.
– Вот здесь. Точно на этом месте, – останавливая «ГАЗ-61», сказал Сережа. – Поймаешь падлу, передавай от меня привет.
Вокруг не было никого. Снег истоптан, разбираться в следах, даже если бы седой это умел, было бесполезно. Он осмотрелся в поисках места, где можно спрятаться. В чужом бараке сдадут дневальные, значит, надо идти к стройкам, где есть много мест, чтобы укрыться. Но поблизости таких не было. Седой зэк закурил и выпустил дым. Дым полетел тонкой прозрачной струйкой, чтобы где-то там наверху смешаться со смогом гигантской трубы. ТЭЦ прекрасно просматривалась. Пробраться туда днем незамеченным невозможно, но ночью вполне выполнимо. Седой зэк улыбнулся, втаптывая окурок, и зашагал к столовой.
– День добрый, дорогой Дед. Почему завтрак кушать не пришел? – встретил его у двери поддельный акцент Ахметова.
– В допросной меня все утро пиздюлями кормили.
– Из-за вчерашнего? Садись, рассказывай, сейчас все принесут, – сгорал от любопытства Султан. Скрываться было не от кого, кроме них в столовой находились только повара. – По лагерю уже столько слухов ходит.
Седой зэк не спеша описывал события вчерашней ночи, не скупясь на детали попойки в блатном бараке, и наслаждался жареной картошкой на сале, белым хлебом, намазанным настоящим сливочным маслом, и крепким чаем.
– Получается, вы с Маляром одни из всей бригады живы остались, – подливая заварку в быстро пустевшую чашку, говорил Ахметов. – Будут новую сотню набирать, а пока ты за главного, дорогой Дед.
Заведующий хотел развить свою мысль, но в столовую вошел невысокий человек с почерневшим синяком под левым глазом. При его появлении Ахмед скривился, но встал встречать гостя с улыбкой.
– Товарищ Валентинов, пришли описать трудности пищевого блока или просто покушать?
– Поесть хотел, Ахмед, у всех должен обед быть.
– Всегда рады труженикам пера, проходите. Позвольте спросить, где вас так угораздило?
– Что? Синяк? Упал на стройке, репортаж делал.
– Ай-ай-ай, – покачал головой завстоловой, ни на секунду не поверивший, что на кулак можно упасть. – Не бережете себя, товарищ Валентинов, присаживайтесь. Вот посмотрите, как наши ударники обедают, как в ресторане, напишите об этом, не забудьте.
– А вы по какой специальности будете? – присаживаясь к седому, спросил Валентинов.
– Я сварщик. А вы журналист?
– Репортер, редактор и наборщик «Сталинской стройки».
– Полезная газета, она меня часто выручала. – Седой зэк спрятал улыбку за глотком чая.
– Хорошая, но можно и лучше. Расскажите, насколько норму перевыполняете? Как вас поощряют за самоотверженный труд? Поучительный получится материал.
– Вне всякого сомнения, – подливая себе чай, ответил зэк. – Норму перевыполняю, насколько сил хватает, свариваю, что могу, с подъема и до поздней ночи.
– Вы и ночью работаете?
– Еще ни одну целиком не проспал, – не соврал седой зэк. – И, разумеется, за свой труд, за то, что встал на путь исправления, начальство меня всячески поощряет.
– Вы не против, если я запишу?
– Я даже за. Записывайте. Товарищ Серов, лейтенант НКВД из политотдела, обещал мне в личной беседе досрочное освобождение еще до конца зимы. Примерно о том же со мной говорил и главный инженер лагеря товарищ Чернецов. Он вообще готов был освободить меня прямо сегодня, но я убедил его, что много еще работы, рано мне уходить на покой.
– Странно, что я о вас раньше не слышал, как ваше имя?
– Вот это не для печати, не люблю себя выпячивать. Если надо как-то назвать меня, напишите Дед, меня все здесь так называют.
– А почему так?
– Наверное, я старший в коллективе, вот поэтому. Хватит вам на статью? А то мне пора. Сваривать и сваривать еще. Ведь если я норму не перевыполню, считаю, что вообще не выполнил. Легкого вам пера, товарищ Валентинов, и пишите побольше репортажей. С мест, как у вас говорится. Спасибо вам за обед, товарищ Ахметов. У вас здесь есть телефон? Хочу позвонить своему бригадиру, он очень переживает за мою дневную норму.
Заведующий, всю беседу посмеивавшийся за спиной Валентинова, с улыбкой кивнул и проводил седого зэка через вонь кухни в маленькую комнатку. Зэк спросил у Ахметова номер Берензона и набрал цифры.
– Товарищ Берензон, я думаю, вы уже в курсе? Да, хорошо, это я учел. Вы не могли бы мне помочь? Мне потребуется грузовик ближе к вечеру, пришлите, пожалуйста. К моему бараку. Ничего, я подожду. Не волнуйтесь, я знаю, где он. Свяжусь к ночи, когда все будет сделано.
– У вас плитка на полу отходит, вон та, в углу, – указал седой зэк Ахметову, весь разговор бесцеремонно стоявшему в комнатке.
Дорогой до барака седой зэк гадал, что будет, если Неверова обнаружат раньше, чем он, случайный зэк или предупрежденный вохр. Кто доберется до него раньше, Чернецов через Маркова или Серов через свой отдел? Непривычная тяжесть пистолета в правом ботинке мешала быстро идти. Если его обыщут сейчас, хватит на десять расстрелов.
Седой вошел в распахнутую дверь блатного барака и не разуваясь направился к своим нарам. На дальнем конце, завернувшись от сквозняка в несколько одеял, спал Маляр. Будить его он пока не стал. Забравшись к себе наверх, зэк достал бритву из-под подушки и спрятал в рукав, проверил пистолет. В обойме – всего один патрон. «ТК» исчез в правом кармане, в левый карман поместились украденные у Зимонина перчатки, документы надежно лежали в подкладке фуфайки.
– Маляр, подъем! – потряс его седой зэк. – Нужна твоя помощь.
– Дед! – захлопал глазами старик. – Сморило меня от свежего воздуха. Ты куда пропал опять?
– Нужны твои таланты. Перерисуй мне номер.
– Чего? Так нельзя.
– Это для дела, Маляр, Берензон приказал.
Заключенный нехотя встал, путаясь в одеяле, дошел до своей тумбочки и достал кисть и краску.
– Можешь не снимать, я так привык, – сказал Маляр, выводя цифры. – Готово. Было 958343, стало 968848, чего еще?
– Папирос. И деньги Снегиря давай поделим.
Маляр снова заохал, топая к своей тумбочке, аккуратно поставил туда свои принадлежности, потом несколько минут ковырялся с доской на стене и, вернувшись, бросил на нары пачку денег.
– Больно много, Маляр, твоих половина.
