Обратись за мат. помощью. Крайне желательно, чтобы эти деньги действительно попали к тебе. Потом, когда вернусь, можем раздать все бедным. Я расходую средства экономно, могу тебя успокоить. Однако же все равно пришлось пошить костюм. Сшили довольно неплохо, за 44 к[роны]. Напиши Имечу[32], спроси, как там обстоят дела. Если там беспорядки, пусть он кому-нибудь поручит упаковать вещи и переслать их в Пешт. Узнай, там ли Хайду с семейством. Пошли открытку Дамокошам. Я тоже напишу. Напиши еще Имечу, чтобы переслал на твой адрес ковры (5 шт.) Об этом еще отдельно спишемся.
Женщин-медсестер у нас нет. Женщины работают только в стационарном госпитале для комиссованных, у нас нельзя.
Не забудь раздобыть 20 г. висмута и 15 г. пантопона. Если напишу — пришли, но только тогда пришли (у Немени).
1000 раз целую,
Йожи.
25 августа 1914 г. Вторник
Письмо двадцатое
Милая моя, маленькая женушка!
Вчера вечер был похуже. Состояние ожидания, в котором мы находимся, изматывает нам всем нервы. Но как только принесли почтовую карточку от тебя, моя драгоценная (где ты жалуешься), и письмо (где ты радуешься и чуть ли не на шею мне бросаешься в таком прекрасном настроении), я в момент преобразился. В прямом смысле: снял компресс с ног (после конных упражнений, естественно, разболелись мышцы), побрился, оделся и поехал кататься на велосипеде. Вечером снова и снова перечитывал твое письмо — его могла написать только хорошая, славная женщина.
Дела с нашим переводом снова обстоят хорошо, очень возможно, что переедем. (Командующий нашим отделением разрешил написать об этом родным). Так что держи все под рукой, дольше, чем на полчаса-час из дому не уходи, и как только напишу, мол, пришли то, или это, — сразу высылай.
Сигареты посылать можно, но сейчас, радость моя, слать не надо, у меня тут есть довольно приличные сигары.
Повторяю, патроны и все остальное я получил, моток бечевки и лавровый лист покрыл поцелуями.
Все твои предыдущие письма у меня. Какие из моих изъяли, не знаю, т. к. веду дневник о содержании своих писем только начиная с тринадцатого.
Эти строки я пишу в городке[33]неподалеку от нашей части, приехал сюда на машине с одним приятелем офицером того-сего прикупить. Впервые после долгого перерыва буду сейчас обедать за столом, покрытым белой скатертью, с нормальными приборами, выпечкой и официантами. По сравнению с обычной обстановкой, это настоящий княжеский обед. Ресторан набит солдатами (офицерами), они читают газеты, спорят, что и как будет дальше.
С фронта новости самые противоречивые. По большей части — порождение фантазии. Настоящие новости до нас особенно не доходят. Мы только потом, много лет спустя, узнаем, что и как было на самом деле.
Газеты, если и приходят изредка (иногда получаем довольно свежие), мы проглатываем с жадностью, и сейчас уже чуть ли не каждый день есть возможность почитать газету.
Сегодня были похороны. Один старший сержант утонул в Дунае. С ним случился разрыв сердца в воде. Тридцать лет всего. Сержанта отпевал сербский священник и оплакивали сербские женщины. Странное и диссонирующее впечатление.
Дорогая Оленька!
Я пишу тебе каждый день, и ты пиши каждый день. Пиши при любых обстоятельствах, ангел мой!
Горячо обнимаю 100 раз.
Йожика
ПИСЬМО ДЕЖЁ КОСТОЛАНИ
Фёльдеш, 13 июня 1916 г.
Дорогой Дезире!
Благодарю тебя, что прислал свою новую книгу, «Чернила». Доставил мне радость, тем что поддерживаешь литературное родство, и авторский экземпляр — тому свидетельство. Меня, провинциального читателя, ты одарил большим удовольствием, выслав целый том свежих (и, по большей части, неизвестных мне) текстов.
Хотел было детально описать тебе свои впечатления, даже планировал отослать отклик в «Нюгат». Но чем глубже я погружался в чтение, тем больше мне хотелось остаться в роли наивного, но разборчивого читателя, который лишь наслаждается, и чье удовольствие не разрушает сознание того, что потом надо будет оценить прочитанное в письменной форме.
Так что я коротко отмечу отдельные моменты.
Тексты: все до одного — истинная поэзия, вечные ценности, можешь спокойно включить их потом в сборник избранных произведений. Но ты это и сам хорошо знаешь.
Много изящных идей. Настоящий венгерский вкус в подаче, в образе мыслей, в метафорах и сравнениях. В отдельных статьях основная мысль правдива, современна, умна и логически выстроена. Отцовские математические способности у тебя проявляются в системности изложения. Многие будут изучать по этой книге современную психологию. Этой своей деятельностью ты приговорил к смерти медицинскую науку, ведь теперь уже стало ясно: современная психиатрия сможет разгромить академическую психологию только с помощью общественности. Когда истины, высказанные Фрейдом, то есть истинные факты психологии, станут частью общественного сознания, только тогда мы сможем надеяться, что оно, это сознание, заявит: «Почему бы уже не отправить ко всем чертям этих упрямых, невежественных, педантичных стариков».
Тогда-то в университетах одержит победу современная психология, тогда-то эстетику в духе Александера и Жолта Беоти сменит современная эстетика с широким кругозором, то есть, видящая по-настоящему, которая понимает и хочет понять каждого поэта, благодаря точным оценкам которой разрекламированные таланты и раздутые политикой писатели окажутся на задних рядах. Я рассуждаю здесь о такой эстетике, где оценка перестанет быть чем-то висящим в воздухе, но станет приговором, который каждый профессионал в этой области будет обязан сформулировать одинаково в каждом конкретном случае.
Так современная психология сыграет свою роль в литературе и в искусстве. Эстетику она возвысит до уровня точной науки. То есть, сделает ее наукой. Потому что сегодня она ею не является. (Если только в музыке. Но почему? Потому что здесь приходится оценивать лишь несколько параметров: мелодию, тематику, гармонию, структуру. И еще потому, что в музыке можно опустить вопрос, имеющий в литературе определяющее значение: «А вообще, что мог хотеть сказать автор?» Музыкальный критик над этим голову не ломает. Но как бы нам пригодилось это в литературе: вот г-н Геза Дьони выдумал такую банальную и скучную мысль… И вот так и так ему удалось это выразить).
Все это я расписываю так длинно потому, что сегодня после полудня, слава богу, пациенты мне позволили (дали отдохнуть), и еще потому, что я хочу тебя по-настоящему «взбудоражить», чтобы ты еще более сознательно и решительно пропагандировал современную психологию.
Думаю, если бы ты собрался с силами и в своих критических статьях серьезно и подробно анализировал писателей и их произведения, ты бы обнаружил немало нового и интересного, и тебе в голову пришли бы удивительные мысли. (Тем самым, я хочу сказать, что ты чаще всего довольствуешься тем, что сообщаешь свои выводы и одной-двумя мыслями показываешь, что тебе нравится или особенно симпатично в описываемой книге.
