Глава 1
Концлагерь Освенцим,
27 января 1945 года
Восемнадцатилетняя Силка непонимающе смотрит на возвышающегося над ней солдата из армейской части, которая вошла в лагерь. Он что-то говорит по-русски, потом по-немецки:
– Ты свободна. Du bist frei.
До нее не сразу доходят его слова. Единственные русские, которых она до этого видела в лагере, – военнопленные, истощенные, голодающие.
Неужели такое возможно и свобода действительно существует? Неужели этот кошмар закончился?
Не дождавшись ответа, солдат, нагнувшись, кладет руки ей на плечи, и Силка вздрагивает.
– Прости, я не хотел тебя напугать, – произносит солдат на плохом немецком и быстро убирает руки, потом догадывается, что она его не понимает, и медленно повторяет: – Ты свободна. Ты в безопасности. Мы – Советская армия, и мы пришли сюда помочь тебе.
– Я понимаю, – шепчет Силка, плотнее запахивая на хрупкой фигурке пальто.
– Понимаешь русский? – (Силка кивает, ведь она выросла там, где говорили на русинском языке, одном из восточнославянских.) – Как тебя зовут? – ласково спрашивает он.
Силка смотрит солдату в глаза и отвечает ясным голосом:
– Я Сесилия Кляйн, но друзья называют меня Силка.
– Красивое имя, – говорит он.
Так странно смотреть на такого здорового мужчину, не являющегося одним из ее тюремщиков. Эти ясные глаза, полные щеки, светлые волосы, выбивающиеся из-под фуражки.
– Силка Кляйн, откуда ты родом?
Воспоминания о прежней жизни потускнели, затуманились. В какой-то момент ей стало чересчур мучительно вспоминать о жизни с родными в Бардеёве.
– Я из Чехословакии, – отвечает она прерывающимся голосом.
Концлагерь Освенцим-Биркенау,
февраль 1945 года
Силка сидит в блоке, пододвинувшись как можно ближе к единственной печке. Она понимает, что успела привлечь к себе внимание. Других физически крепких женщин, в том числе ее подруг, эсэсовцы принудительно выдворили из лагеря уже несколько недель назад. Оставшиеся узницы – ходячие скелеты, больные или совсем дети. И есть еще Силка. Оставшихся должны были расстрелять, но, торопясь убраться вон, нацисты бросили их на произвол судьбы.
С солдатами пришли, как слышала Силка, представители контрразведки, хотя она не понимает, что это значит, чтобы решить задачи, которые не входят в обязанности армии. Эта организация призвана поддерживать закон и порядок, в особенности когда речь заходит о любых угрозах для Советского государства. Как сказал ей один солдат, они опрашивают каждого узника с целью определения его статуса во время заключения в лагере: не сотрудничал ли он или она с нацистами, не работал ли на них. Отступающая германская армия считается врагом Советского Союза, и любой, имеющий к ним отношение, по умолчанию является врагом Советского Союза.
В блок входит солдат:
– Пойдем со мной!
Он указывает на Силку, хватает ее за правую руку и заставляет встать.
На протяжении нескольких недель она видит, как других девушек уводят на допрос, и это вошло в распорядок их блока. Настает очередь Силки. Ей всего восемнадцать лет, и она лишь надеется, что они поймут: у нее не было выбора, и, чтобы выжить, пришлось подчиниться. Не было выбора, помимо смерти. Она лишь надеется, что вскоре сможет вернуться домой в Чехословакию и жить дальше.
Силку приводят в здание, где размещается штаб Советской армии. Силка робко улыбается четверым мужчинам, сидящим в комнате напротив нее. Они здесь, чтобы наказать ее жестоких тюремщиков, а не ее. Настали хорошие времена, не будет больше потерь. Но ее улыбка остается без ответа. Она замечает, что их форма немного отличается от формы военных, оставшихся снаружи. На плечах у них погоны с синим кантом, лежащие на столе перед ними фуражки того же цвета с красной полосой.
Один из них в конце концов улыбается ей и ласково произносит:
– Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?
– Сесилия Кляйн.
– Откуда ты родом, Сесилия? Страна и город.
– Я из Бардеёва в Чехословакии.
– Дата твоего рождения?
– Семнадцатое марта тысяча девятьсот двадцать шестого года.
– Сколько времени ты пробыла здесь?
– Меня привезли сюда двадцать третьего апреля тысяча девятьсот сорок второго года, мне только что исполнилось шестнадцать.
Офицер молча изучает ее:
– Много времени прошло.
– Здесь – это целая вечность.
– И что ты делала здесь с апреля тысяча девятьсот сорок второго?
– Старалась выжить.
– Да, но как ты это делала? – Он наклоняет голову, глядя на нее. – Ты не похожа на голодающую.
Силка не отвечает, теребя руками кончики волос, которые она подрезала несколько недель назад, когда ее подруг отправили из лагеря.
– Ты работала?
– Я работала, чтобы остаться в живых.
Мужчины обмениваются взглядами. Один из них берет листок бумаги, делая вид, что читает, а потом говорит:
– У нас рапорт на тебя, Сесилия Кляйн. В нем говорится, что ты сохранила себе жизнь, занимаясь проституцией с врагом.
Силка молчит, с трудом сглатывает, переводит взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять смысл их слов, угадать, что они ожидают услышать в ответ.
