— Разве нет? — спросила она.
Эдди, когда бывал один в квартире, курил трубку. Это был один из немногих подарков, полученных от отца, не считая наличных денег. Спереди на чашечке трубки красовалась серебряная монограмма, в таком виде ее заказал отец, но трубка была хорошей и нравилась Эдди, несмотря на украшение. Курить трубку было дешевле, чем сигареты, и Эдди, когда бывал при деньгах, обычно покупал полуфунтовую жестянку табака и запасался папиросной бумагой. Таким образом, у него почти всегда было что курить.
Квартира была меблированной и, возможно, обладала историей, но в ее истории Эдди интересовало лишь то, что квартплата снизилась с шестидесяти пяти до пятидесяти долларов в месяц. Объяснялось это снижение наверняка тем, что в квартире что-то произошло. Эдди прекрасно знал, что депрессия не привела к снижению квартплаты, достигавшей ста или меньше долларов в месяц. Плата за однокомнатные и двухкомнатные квартиры составляла столько же, сколько всегда, и агенты по аренде недвижимости могли даже позволить себе некоторую разборчивость, так как люди, раньше платившие по двести долларов и больше, теперь снимали более дешевые квартиры и платили квартплату. Значит, существовала какая-то причина, из-за которой эту квартиру можно было снимать за более-менее регулярную плату — пятьдесят долларов в месяц. Не нужно делать вывод, что Эдди совершенно не интересовался тем, что вызвало снижение квартплаты. Поначалу он не особенно ломал над этим голову; мебель не такая, какую покупают для меблированных квартир, ну и черт с ним. Нет, это были отборные вещи, очевидно, оставленные прежним съемщиком. Эдди думал, что, возможно, прежний съемщик был убит, может быть, обезглавлен бритвой. И решил предложить какому-нибудь журналу идею сделать материал о различных квартирах в Нью-Йорке, где были совершены громкие преступления. О той, где был убит Элуэлл, игрок в бридж; о комнате на Сентрал-Парк-Вест, где убили Арнольда Ротштейна. Выяснить, кто живет теперь в этих квартирах; знает ли нынешний съемщик, что раньше здесь жил, к примеру, Элуэлл; что за человек станет жить в квартире, где было совершено убийство; не влияет ли оно на сон нынешнего съемщика; снижена ли как-то квартплата; сказал ли агент по сдаче недвижимости будущему съемщику, что у квартиры есть прошлое. Это была одна из идей, которые Эдди отверг для себя, потому что не умел писать журналистские материалы, но передал бы ее пишущему другу, будь у него такой.
Трудно было понять, мужчина жил в этой квартире или женщина. Характерные мелкие вещи унесли. Там была кровать, днем закрытая большим, толстым красным покрывалом; дешевое (там все было дешевым) современное кресло; маленький камин, выглядевший не особенно практичным; складной ломберный столик; кресло с прямой спинкой, напоминающее цифру «5» без горизонтальной черточки. Над камином висела цветная карта Нью-Йорка с остроумными надписями, с внутренней стороны двери в ванную висела карта Парижа, очевидно, выполненная тем же картографом. Оставшиеся картины представляли собой любительскую копию: орхидею Джорджии О’Киф и гравюру Модильяни. Было несколько бронзовых пепельниц из магазина Вулворта.
Всякий раз, когда брился, Эдди напевал под нос «Я обрел ритм». Дело в том, что однажды он использовал эти слова во фразе: «У меня были вши, но я обрел ритм». Впервые он придумал эту фразу в ванной, когда брился, и всякий раз вспоминал ее, по крайней мере пока на смену ей не приходило что-то другое. Он не говорил никому, что мог бы использовать это словосочетание в одной из фраз; оно не соответствовало его чувству юмора. Когда-нибудь он услышит эти слова от кого-то и перестанет о них думать. Именно это зачастую случалось с Эдди. Он придумывал каламбуры, никому о них не говорил, а потом слышал их от кого-то, и они переставали быть его собственностью. Это наводило его на размышления: он думал, что это говорит о каком-то его серьезном недостатке. О каламбурах Эдди особенно не беспокоился, но то же самое происходило с его работой, его рисунками. Как-то у него была идея, которую он осуществил, — рисунки, которые делал в колледже. Но кроме того, он придумал и разработал технику, очень напоминавшую технику Джеймса Тёрбера[40]. Что касается себя, он знал, что это реминисценция техники, использованной в 1917 году в книге Эда Стритера «Дорогая Мейбл» с рисунками Билла Брека, но ничего не предпринимал со своей идеей, потом появился Тёрбер со своей идеей и получилось так, что кто такой Тёрбер, знали все — а люди, знавшие, кто такой Браннер, поспешили забыть о нем.
Все это проносилось через сознание Эдди, будто кровь, текшая в жилах сиамских близнецов; существовала совершенно другая половина его сознания.
Затем Эдди обратился к этой другой половине и ненадолго предался радости нынешнего дня, первой радости такого рода с тех пор, как приехал в Нью-Йорк. Меньше двух часов назад он вернулся в свою квартиру, закурил трубку, посмотрел на мебель и подумал о своем недостатке — два часа назад ему пообещали временную работу и дали надежду на постоянную. «Не скажу „да“ и не скажу „нет“, — заявил ему тот человек. — Определенно скажу только, что мы можем использовать ваши рисунки».
Работа эта была в кинокомпании, в художественной мастерской рекламного отдела. Два года назад Эдди несколько раз обращался туда в поисках работы, так как в этом отделе работал выпускник Стэнфорда, бывший старше его на два курса. Но в то время стэнфордец страшился мысли взять на себя ответственность за увеличение платежной ведомости компании на один оклад. Он знал, что должностные лица компании обеспокоены собственным непотизмом и увольняют родственников своих родственников. Эдди сказал — ну что ж, на всякий случай он оставит несколько рисунков, и не получал оттуда никаких вестей.
Потом, в это утро, он отправился в ту контору впервые почти за два года. Спросил о своем старом друге, ему сказали, что старый друг теперь в Голливуде. Может ли он повидать кого-нибудь из отдела? Да, можно начальника художественной мастерской. Начальник выслушал с интригующим вниманием рассказ Эдди о его появлении здесь два года назад. Сказал:
— А, понимаю. Вы личный друг мистера Де Паоло?
— Да, я знал его в колледже.
— Не получали от него вестей в последнее время?
— В последнее время нет. Насколько я понимаю, он в Голливуде, — ответил Эдди.
— Да, но мы ждем его возвращения через день-другой. В четверг или в пятницу.
— Что ж, я приду тогда повидаться с ним. Передайте ему, пожалуйста, что здесь был Эдди Браннер. Скажите, что у меня есть для него кое-какие идеи.
— Для Жука Бенни? — спросил начальник.
— Нет.
— Нам нужны какие-то для Бенни.
— Нет, у меня есть несколько своих рисунков, которые, думаю, он мог бы использовать.
— О, вы рисуете?
— Да.
— М-м-м, — протянул начальник и принял задумчивый вид. — Одну минуту, мистер Браннер.
Начальник вышел и вернулся через пять минуте пачкой грубых рекламных набросков.
