Пока он наливал, с другого конца комнаты донесся смех Энди,и я чуть сильнее наклонила бутылку, обеспечивая себя большей дозой жидкоготерпения и снисходительности. Мне понадобится их немало.
Но, как обычно, когда пару минут спустя Энди начала петь, язабыла о своей досаде, о зависти и заброшенности. Я растворилась в песне — вкрасоте мелодии, в поэзии текста. В превосходной форме ее рта, выговаривающегокаждое слово. Гитарист запинался, а «ударник» звучал так, словно пытался битьемзаставить барабаны повиноваться. Но Энди оставалась безупречной, совершенной.
На середине первой песни народ бросил танцевать, чтобыудобнее было слушать и смотреть на нее. Она пела «Верни меня к жизни» — гораздолучше, чем сама Эми Ли. Звонче. Чище. Искреннее. А затем с легкостью перешла кбодрой песенке в стиле кантри о возмездии, постигшем мужа, который бил своюжену.
— Тебе нравится музыка? — спросил Эван.
Я с усилием моргнула и сосредоточила внимание на нем. «Какрыбе нравится вода».
— Похоже, что всем нравится.
Все глаза были прикованы к Энди. Остаток самодеятельнойгруппы практически поблек на ее фоне. Она могла вытянуть песню и в одиночестве.
К тому времени, как пришел черед Пэт Бенатар с ее знаменитым«Сердцеедом» — должно быть, программу составила сама Энди, — Эван совсемумолк, с отсутствующим видом потягивая из того же стакана и постукивая пальцамипо стене за своей спиной. Толпа снова принялась танцевать, кое-кто подпевал, ноЭнди их не замечала. Она уставилась на свою живую закуску, как если бы этот пареньбыл единственным человеком на планете, а он пялился на нее в ответ, словно онаизобрела секс и пообещала ему первому дать попробовать.
Но она не станет с ним спать. Она пришла утолить голод иногорода, и, когда она с ним закончит, он не сможет даже стоять прямо. А то болеесложное действие останется для него недоступным еще пару дней, пока он вновь ненаберет сил. Однако смерть ему не грозит. Энди должна кормиться, чтобы незачахнуть, и она считает более гуманным где-то раз в месяц брать понемногу у разныхлюдей, чем раз в несколько лет досуха высасывать кого-нибудь одного. Она иправда любит петь им — в конце концов, она все-таки сирена. Но не убийца.
— Она действительно хороша. — Эван указал на Эндиопустевшим стаканом.
— Да, и ей это известно.
Он удивленно поднял брови — он явно не был в курсе, что мыпришли сюда вместе.
— А ты тоже поешь?
Я вздрогнула, и холодная, пустая боль запульсировала глубоковнутри меня, так глубоко, что никто другой не мог бы этого заметить. Никтоникогда бы не понял, насколько мне больно. Кроме Энди. Она знала, но ничем немогла помочь.
— Увы, я совершенно, катастрофически бездарна. — Явыдавила из себя смешок, как будто меня вовсе не заботило, что подобнаяпрекрасная музыка находится далеко за пределами моих возможностей и я неспособна даже вообразить ощущения творца. — Я просто зритель.
Нужно добавить — отчаянно голодный зритель.
— О, у каждого есть талант, — возразил Эван,отвернувшись от Энди, чтобы посмотреть на меня. — Ты должна что-нибудьуметь.
Он ошибался в обоих вопросах. Но он смотрел на меня, а не наЭнди, и это интриговало. Поэтому я ответила, хотя обычно не поддерживаюподобные разговоры.
— Нет, мне действительно не дается ничего, что требуеттворческих способностей. Талант просто… не течет в моей крови.
Я никогда не произносила более правдивых слов, но, судя поего усмешке, он решил, что я попросту скромничаю. Или пытаюсь продлить беседу.
— О, готов поспорить, мы можем найти что-нибудь, чтотебе удается…
— Ну, у меня есть и сильные стороны. Просто они невыражаются при помощи музыкальных инструментов, красок, карандашей, кинокамер,глины или хотя бы папье-маше.
Улыбка Эвана стала шире, глаза его горели так, что пожарнаясигнализация могла бы среагировать.
— Может, тебе просто нужна помощь, чтобы найти своискрытые таланты.
— Может, и так…
Погоди-ка…
Я отступила на шаг назад, чтобы прочистить голову, инахмурилась. Береженого бог бережет.
— Ты ведь не поешь? — уточнила я. — И неиграешь в рок-группе?
— Не-а. — Он отставил пустой стакан. — Этипластиковые гитары терпеть меня не могут, и я не слишком хороший вокалист.
Облегчение окатило меня волной, и я улыбнулась ему ужеискренней.
— Прекрасно. Ты собираешься…
Но тут набор из трех номеров Энди подошел к концу, и толпаразразилась аплодисментами. Я обернулась посмотреть, как она прокручиваетсписок песен на огромном плоском телеэкране, и едва не задохнулась отудивления. Ее глаза сияли — буквально излучали свет, — хотя никто, кромеменя, не мог этого видеть.
Ошеломленная, я привстала на цыпочки, выглядывая в море лицзакуску-в-сапогах, но в первых рядах толпы его не обнаружилось. И в последнихтоже. Он в одиночестве сидел на диванчике у стены, весь бледный и в поту, всееще пялясь на Энди, как будто в прямом смысле слова не мог оторвать от неевзгляда. Он был совершенно зачарован и уже страдал, хотя, похоже, сам этого неосознавал.
— Мм… ты не подождешь минутку? — спросила я Эванаи, нырнув в толпу, смылась прежде, чем он ответил.
Она уже переступила границу безопасности, а я была слишкомувлечена флиртом, чтобы это заметить. Но зато она еще не успела избавиться отгруппы, чтобы получить возможность петь соло. И когда она это сделает, тогда-тои начнутся настоящие неприятности.
— Ладно, это вызов только для вокалиста.
Хрустальный голосок Энди легко долетал до меня и безмикрофона, и я застонала вслух.
— Пожалуй, я позволю этим ребятам передохнуть минутку,а пока спою одну из моих любимых песен, — объявила она, лучась улыбкой всторону этих самородных талантов.
Наступал ее бенефис. Вот дерьмо!
Она уже воспарила слишком высоко, чтобы спуститьсясамостоятельно. Энди включит микрофон погромче, а дорожку голоса потише и спервыми тактами вступления начнет петь собственные слова, даже не осознаваяэтого сама. И, раз начавшись, ничем хорошим это не закончится.
Из первого ряда толпы я отчаянно замахала руками, чтобыпривлечь ее внимание, но получила от певицы лишь улыбку шириной во все тридцатьдва ровных белых зуба и чарующий, сияющий взгляд.
— Энди, для одной ночи ты уже достаточно потискаламикрофон, — заявила я, пытаясь не замечать сердитых взглядов, обратившихсяна меня. — Дай кому-нибудь еще показать себя.
— Хочешь ее сменить? — окликнул Эван с дальнегоконца зала, и я едва не умерла прямо на месте.
Но Энди лишь рассмеялась, и толпа рассмеялась вместе с ней. Дурнойзнак. Она уже завладела душами большинства из них, а не только своей закуски.
