говорила, а смотрела не на нас, а на мамину сережку. Та нагревалась и светилась ярко-голубым светом. Я быстро спрятала ее под платье. Не хочу об этом говорить, и все.
– Откуда ты знаешь про озеро? – спросила Мия, и Си подняла задумчивый взгляд на меня, а потом уже посмотрела на нее. И отчего-то показалось, что она ждала нас на берегу с лодкой вовсе не из-за Кира. И даже не из-за Мии.
– Все знают. Все в Школе. Нам часто рассказывают про него. Особое место.
Больше она ничего не сказала, и никто не стал ничего спрашивать. Мы с Мией и так почувствовали, что место непростое. Здесь не хотелось разговаривать. И думать не хотелось. Ты весь изнутри будто наполнялся пустотой. Она гудела, звенела и оглушала. А потом на горизонте начала подниматься волна. Огромная, она заслонила полнеба, и мы застыли в лодке, не смея пошевельнуться.
Вдруг Си бросила весло на дно лодки, схватила Мию за плечи и крепко тряхнула.
– Думай о Марге! Думай о Кошачьей Лапке, быстро!
А потом нас накрыло волной.
Опять я падала вниз, уходила под воду. Только вода не была мокрой, не заливалась в рот, не давила на уши. Она была такой же гулкой и звонкой, как пустота внутри меня, как вся моя жизнь. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, не могла позвать туатлина, не видела, куда делись Мия и Си. Я только чувствовала, как горит мое сердце, прожигает мне грудь, и даже не сразу поняла, что это вовсе не сердце, а мамина сережка, слеза туатлина, закованная моим отцом в милевир. «Думай о Марге!» – крикнула Си. Но я не знаю Маргу. И я думала о всех тех, кто в тюрьме. О тех, кто заперт в темницах обычаев и обрядов, слепой прихоти королей и жриц, кто не может любить, быть собой, жить где ему вздумается и заниматься чем хочет. И плывя в никуда в пустоте озера Тун, я поняла, чтó надо сделать, смогла поймать ту мысль, которая бродила вокруг меня, но никак не хотела быть пойманной.
«Земля, которой нет» – вот чем должен стать остров опустошенных. Не принадлежать ни Суэку, ни Объединенному королевству, никому. Быть свободным. Быть легендой, сказкой, призраком. И быть, и не быть. Даже голова у меня закружилась, когда я поняла, чтó действительно хочу сделать. Хочу, но как? Как сдвинуть остров с места и отправить его в плавание? Я сжала мамину сережку. Я смогу сделать это. С помощью туатлина я уведу у короля Суэка остров опустошенных и сделаю нас свободными. Только бы вернуться скорее.
Кто-то вытащил меня из воды-пустоты и хорошенько встряхнул. Я закашлялась и никак не могла отдышаться. Левое запястье горело огнем, будто мне поставили там клеймо, но не успела я его разглядеть, как услышала:
– Кьяра? Что с тобой? Откуда ты взялась? Ты в порядке?
Передо мной стояли Айша и Бина. Я снова оказалась на острове. Но ни Мии, ни Си со мной не было.
Слеза туатлина
Мне больше всего нравится остров в это время, в конце весны. Он так наполнен жизнью, все растет, в воздухе неумолчное жужжание, стрекотание, а море, наоборот, – очень тихое и ласковое. Я не разрешала себе вспоминать о Мии и Си, думать о том, что стало с ними, нашли ли они Маргу, как вернутся обратно в Хотталар без нас с туатлином. У меня и так было о чем подумать. Я плавала и загорала, ныряла и просто бродила по бухтам. Я снова и снова листала книгу, что нашла на одиноком северном острове, будто в ней могли появиться ответы на вопросы, которые меня мучили. Но книга хранила один-единственный рисунок – портрет туатлина, и я перелистывала бесполезные пустые страницы.
Айша не трогала меня. Я ходила, смотрела и пыталась понять, возможно ли сделать то, о чем я думаю. Получится ли? На закате я позвала туатлина.
Он приплыл и, как всегда, молчаливо вытянул плавник, но я не стала забираться на него. Я стояла на скале, как в ту ночь, когда он спас меня и привез сюда. И я снова протянула руку и погладила его бугристую теплую голову. Только он может помочь нам. Наверное, это будет невероятно трудно, но только так мы станем свободными. И я поделилась с ним своей идеей. Конечно, туатлин не мог ничего мне ответить, но я знала, что он понимает меня. Я только боялась, что если он не в силах будет выполнить мою просьбу, то больше не придет на зов. И этим страхом я тоже с ним поделилась. А потом снова погладила его голову и пошла в деревню. Теперь мне нужно было убедить всех островитян.
Мы собрались перед шалашом, где умерла Леда Вашти. Одиннадцать девочек, восемь мальчиков, двадцать девять женщин и четверо мужчин. Вот и весь твой народ, Кьяра Дронвахла. Сможете ли вы выжить без дьеноты, которую дает вам король? Я тряхнула головой. Не хочу думать о короле. Я все решила.
– Скоро ночь обряда, – сказала я. – И сюда опять привезут испуганную и несчастную девушку, которая будет вынуждена жить здесь всю свою жизнь. И это… неправильно. Я хочу это остановить. Мы уплывем отсюда.
Они молчали. Смотрели на меня. Потом Айша покачала головой:
– И сделаем новую силу еще более несчастной? Ей придется жить здесь в полном одиночестве.
– Нет, – сказала я. – Мы уплывем вместе с островом.
Никто мне, конечно, не поверил. Но я сказала, что можно просто попробовать. Ведь мы ничего не теряем. Все, что нам нужно, – это очень длинная и очень крепкая веревка. Наверное, я умею убеждать: все приступили к работе. На острове росла трамби – длинная вьющаяся трава, очень прочная, руками не разорвать ни за что. Испокон веков из нее в Суэке делали самые прочные канаты. Мы начали собирать трамби, всю, которую только можно было найти на острове, а потом сушить. Руководил работой Баче, выживший той жуткой ночью, но потерявший жену и двоих детей. Он умел складывать из морских камней крепкие дома, сумеет связать и прочную веревку. А я взяла лодку и поплыла в Хотталар, за Ньюке-Чоль.
Я не хотела тревожить туатлина. Я знала, ему нужно время, чтобы принять решение и набраться сил, если он захочет нам помочь. Хотя слово «знала» тут не очень подходит, скорее «чувствовала». Так же как чувствовала, куда надо грести, чтобы приплыть в Хотталар. Слеза туатлина вела меня.
В Хотталаре моросил дождик, но на крыльце дома маячника сидела какая-то сгорбленная фигура. Это была девушка, не старая, но с копной седых волос и очень худая. Она куталась в теплый платок и не подняла на меня глаз, продолжала смотреть на море. Тогда
