и ещё больше выделяет на пространстве фасада и без того немалые окна, в которых в сей час темно. Мне становится грустно от одного только вида дома. Он показался мне брошенным и несчастным, хотя я всегда помнил его как место, наполненное теплом, уютом и добром. Как же я мог оставить его? Кажется, что я уже и позабыл, что на свете есть ещё одно место, где моя душа находит покой. И как это я ни разу не приехал сюда в те дни, когда рядом со мной не было Яники? Почему я не рассказал этим местам, как мне больно? Почему я не встретит здесь утреннее солнце, не провёл с ним целый день в прогулках через лес и поля до самого его остатка? Я не встречал здесь рассветов и не уходил в вечерний сумрак, прощаясь с солнцем. Неужели в действительности я так сильно боялся своего горя, что не рисковал оставаться с ним один на один в столь далеком от кого-то ещё месте? От этих мыслей мне стало грустно. Единственным и верным для меня утешением послужил тот факт, что, как бы там ни было, я вновь здесь, и что сейчас самое важное — я здесь не один. Яника рядом. Вот он я, милый дом, здравствуй. Я вернулся.
Ключ провернулся удивительно легкостью, учитывая то, что замком давно никто не пользовался. Слегка поскрипывая старыми петлями, громоздкая дверь отворилась. Я сразу же узнал когда-то забытый запах. Теплый воздух наполнен ароматами дерева, из которого сделан пол и многое другое из внутреннего интерьера. Жаль, что теперь дом подолгу пустует, постепенно разрушаясь от течения времени, но, на удивление, вплоть до сих пор оно относится к нему благосклонно. К счастью, это ощущение уходит столь же быстро, как и приходит. Мы будто пришли проведать очень хорошего, старого друга, для встречи с которым мы никак не могли найти времени, хотя и хотели этого крайне искренне, а он преданно и верно ждал дня встречи, который, наконец-то, наступил. Сначала он немного поворчит, позлится на нас, показывая тем, как мы ему нужны, но после обязательно согреет нас всем своим теплом. Он окутает нас своим уютом и позволит нашим мыслям погрузиться в сладкие воспоминания о минувших временах, отвлекаясь от всех насущных дел. Жаль, но дела столь весомы, что даже никакой пьянящий дурман не сможет помочь позабыть их.
— Будет очень кстати заняться уборкой, — обнял меня, сказала Яника, оглядывая внутреннее убранство дома.
— Для начала зажжём свет и растопим камин, — добавил я.
Здесь собралось достаточно много пыли. Яника права. Уборка не помешает, но этим мы займемся немного позже. Сейчас нам нужно хоть немного отдохнуть после долгой ночной дороги.
Яника приготовила чай. Мы решили посидеть за столом, который находиться с другой стороны дома, в самом центре сада.
Сад окутан мокрой зеленью. Трава на его когда-то ровных и ухоженных газонах выросла почти по колени, а по разросшимся деревьям расплелся когда-то совсем молодой виноград, затянувший собой и всю беседку, в которой мы сейчас сидим.
— Вот это да! — изумлённо произнёс я.
Вдали виднеются фермерские поля. Кажется, что им нет края. Они обрываются лишь где-то далеко, в самом конце медленно уходящих ввысь и широко раскинувшихся в стороны холмов. Летом их просторы густо засеяны пшеницей, а вот сейчас они стали черными от пахоты. Я вспомнил, как когда-то в детстве, по утрам ветер срывал с этих полей туман. За ним скрывалось зеленое, перекатывающееся от ветра волнами море пшеницы. Впечатляющее зрелище. Будучи ребёнком, я подолгу не мог оторваться от этих красот.
Я вернулся к столу, чтобы помочь Янике организовать завтрак. Как же я проголодался за всё это время, а вот Яника… она лишь медленно попивает чай, будто бы только для приличия, словно сейчас она у кого-то в гостях.
— Ты не голодна? — спросил я.
— Нет, я не голодна, грустно ответила она. — Я теперь вообще могу не есть.
— Но как так?
— Точно так же, как и всё остальное.
— Когда ты в последний раз ела?
— Я не помню, хотя, наверное, в день моего исчезновения, — она иронично засмеялась. — Как много раньше я знала о важных вещах, а теперь я даже и не вспомню, что я ела в тот вечер.
Ироничный оптимизм. Самое подходящее название сказанному. Я и не заметил, как и сам засмеялся от её шутки.
— И тебе всё это время ни разу не хотелось что-нибудь съесть? — крайне удивлённо спрашиваю я.
— Нет, — ответила она, всё так же иронично сдерживая смех.
За продолжающимся завтраком, ненамного позже, её лицо омрачилось. Может быть, сейчас она вспоминает о тех сложностях, с которым ей пришлось сталкиваться всё то время, пока её не было рядом со мной, а, может быть, сейчас она думает о том, что дверь в прошлый мир для неё теперь закрыта. Я не стал спрашивать её об этом. Мне не хочется, чтобы она снова окуналась в пережитые воспоминания.
— Мне хотелось других вещей, Аксей и они уже сбылись. Правда, порой, когда меня одолевала ярость, мне хочется ещё кое-чего, но до этого мы обязательно дойдём.
— Мы бы и не собирались идти к этому, если бы оно само не спешило к нам на встречу, ведь так? — спросил я, дабы убедиться в том, что я понимаю, о чем идёт речь.
— Именно, — Яника перевела свой взгляд на меня.
— Нам всем было нелегко.
— А многим всё ещё так же плохо, — с какой грустью она произнесла эти слова. Конечно же, Яника говорит о своих родителях, которые всё ещё ничего не ведают о её судьбе.
— Всему своё время, ведь так?
— Иначе нельзя.
— Иначе нельзя, — её слова повторились на моём языке.
После несколько часов отдыха мы взялись за создание уюта в доме, что у нас получилось на ура. Наколотые мной дрова нежно потрескивают в камине, от чего в гостиной стало так же уютно, как это было много лет назад, а сама гостиная, как и почти все стальные части дома, чиста и свежа. Яника нашла постельное бельё и немного старой одежды.
Настоящей находкой для нас стало старое фортепиано. Оно всё ещё в этом доме, и в догрузку к этому вся отцовская коллекция книг тоже на месте. Если у нас и будет свободное время, то мы непременно проведем его с пользой.
— Выйдем на прогулку? — предложил я.
— Да, с радостью, — Янике понравилась моя идея. Я заметил её недомогание. Думаю, что прогулка пойдет ей на пользу. Разумеется, что
