автомобиля, ослепляющий свет фар и злые, будто светящиеся, глаза Стаса. А дальше черная, поглощающая, такая же, как и пропасть, темнота.
Я открыла глаза и увидела перед собой белый потолок, дальше был запах лекарств и звук движущейся на колесах капельницы. Попытавшись встать, я легла обратно, вскрикнув от резкой боли в груди и голове. Подняв руку и закрыв ней солнечный свет, что слепил глаза, я увидела на ней множество синяков и ужаснулась. Заметила у противоположной стены девушку, сидящую на больничной койке, с гипсом на руке, она улыбнулась, заметив мой взгляд на себе, и сказала:
— Привет, — она помахала мне рукой в гипсе.
Я промолчала, повернув голову к стене, и не понимала, что со мной сейчас.
— Тебя привезли три дня назад, вечером, если тебя интересует этот вопрос, — отозвалась девочка. — И состояние у тебя было так себе.
— Где я? — прохрипела я тихо. Голос совсем пропал, хотелось пить.
— В ХЗБ, в северной части Москвы, — она смотрела на меня серьезно. Я попыталась найти в ее словах ошибку. — Не пугайся ты так! ХЗБ уже давно закрыта, мы с тобой в ГКБ № 4 ДЗ города Москвы, — посмеялась она. — Меня, кстати, Диана зовут.
— Сколько тебе лет, Диана? — поинтересовалась я, равнодушно взглянув на нее.
— Шестнадцать, но, говорят, я не выгляжу на свой возраст, — она опустила глаза в пол. Я вздохнула и посмотрела в окно, увидев там только синее небо.
— Они правы, — усмехнулась я.
В этот момент в палату вошел мужчина лет тридцати и, посмотрев в мою, закрыл дверь, взял стул и поставил около моей койки, раскрыв папку с бумагами.
— Очнулись все-таки, — он улыбнулся мне, чего не могла сделать я. Болело абсолютно все. От головы и до пальцев на ногах.
— Как видите, — прошептала я. — Что со мной случилось?
Врач молчал, читая что-то в своих бумагах. Я смотрела на него и ожидала ответа. Его зеленые глаза выднелись сквозь очки, трехдневная щетина выдала усталость, а спокойный вид показал, что он рад чему-то.
— Вы попали под машину, дорогая моя, — он строго посмотрел на меня. Что-то горячее разлилось в груди. — И теперь нас с вами придется видеться еще месяца три.
— Почему? — поинтересовалась я, сжав пальцами простынь.
— Трещина большеберцовой кости, перелом трех ребер, сотрясение головного мозга и многочисленные ушибы. Водителя транспорта, под которым вы оказались, теперь будут судить, так как вы будто появились из неоткуда и вылетели на проезжую часть. А вот как вы там оказались, я бы сам хотел узнать, ведь, возможно, в вашем данном состоянии мог быть задействовать еще кто-то.
Я смотрела в потолок и не понимала, о чем говорит врач.
— Если бы водитель вовремя не затормозил, у вас могли бы быть сломаны все ребра, большеберцовая кость, не счесть, сколько синяков, гематом, кровоизлияние в мозг и можно перечислять и гадать до бесконечности, что еще.
Мои глаза заслезились от боли, которую я испытывала в груди, будто на ней лежал огромный тяжелый утюг из СССР, сделанный из чугуна.
— Не могли же вы сами выпрыгнуть на дорогу? — врач уперся локтями в мою койку и посмотрел на меня любопытными глазами.
— Это получилось случайно, — тихо сказала я, не в силах сказать это нормальным голосом.
— С вами был один человек, он тоже приехал сюда. По его словам, он видел, как вы самостоятельно добрались до дороги, а потом сами легли на проезжую часть и закрыли глаза, он пытался вас остановить, но было уже поздно, и ему оставалось только вызвать скорую помощь и надеяться, чтобы вы выжили. Его версия кардинально отличается от вашей, не находите, Тамара Алексеевна?
— Кто же этот человек? — равнодушно спросила я, совершенно не помня, что было после звука тормозов и ослепляющих фар.
— Он назвался Стасом, — ответил врач, откидываясь на спинку стула. — Видимо, не отсюда, так как его карточки в регистратуре нет, — он проверил бумаги у себя в руках. — Так вы знакомы с ним?
— К сожалению.
— Тогда поблагодарите его, он, можно сказать, спас вам жизнь, — врач улыбнулся, аккуратно похлопав меня по плечу.
Я промолчала. Мужчина, решив, что я все поняла, поднялся и взял с собой стул, до этого стоящий в углу палаты.
— Я Алексей Александрович, с сегодняшнего дня я буду вашим лечащим врачом. Вы, Тамара, надеюсь, понимаете, насколько все серьезно, и больше не будете поступать так легкомысленно. Просто кивните, если поняли меня, — он строго посмотрел на меня, а когда я кивнула, поставил стул в угол комнаты и вышел из палаты, закрыв за собой дверь.
10. Проблемы
На следующий день мама приехала в больницу, но не для того, чтобы проверить, что со мной, а только для того, чтобы спросить, как все это могло произойти. Сначала она очень громко побеседовала с моим врачом, а после зашла в палату.
Поставив передо мной стул, она посмотрела на меня испепеляющим взглядом.
— Тома, — ласково начала она, положив ладонь на мою щеку, — Господи, как же это все произошло? — ее голос дрожал. — Вы выяснили, как это все произошло? — мама обратилась к Алексею Александровичу, вошедшему в палату, его белый халат распахнулся снизу в стороны, когда он открыл дверь, впустив воздух в палату.
— Сразу по приезду в больницу мы наложили тугую повязку на легкие, чтобы ребра быстрее срослись, так как сломаны 6 и 7 слева и 5 справа, гипс на правую ногу, пять миллилитров баралгина внутривенно капельно и витамины, так как было обнаружено, что Тамара мало ест, и энергия просто не вырабатывается, — начал говорить Алексей Александрович, чтобы успокоить мою маму. — У Тамары есть одна версия всего произошедшего, а у того, кто приехал вместе с ней, другая.
— Что? Том, кто с тобой приехал? — вопросительно посмотрела на меня мама.
— Мам, — тихо сказала я, не желая разговаривать на эту тему.
— Нет! — громко сказала она, из-за чего у меня резко заболела голова, — Скажите мне! — мама зло взглянула в сторону Алексея Александровича — он стоял около моей койки со стороны головы, сложив руки на груди, с папкой подмышкой, и выражал одно лишь спокойствие.
— Успокойтесь, пожалуйста, если она захочет, то сама расскажет о том, что случилось, — ровно проговорил Алексей Александрович. — Мы назначим ей психолога, чтобы больше не случилось ничего подобного, — он что-то записал у себя в бумагах. У меня вспотели ладони, сложенные на животе, и что-то появилось внутри. Кажется, опять страх. Страх психолога.
— Я не желаю, чтобы с моей дочерью еще что-то случилось! — мама странно посмотрела на Алексея Александровича,
