придумаю, когда немного соберусь с силами.
– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Но вы не потребуете от меня покинуть город до того, как я договорюсь о свадьбе.
– Не потребую, – пообещал он слабым голосом.
– И выполнение этой услуги никоим образом не должно повлиять на мое положение в обществе.
– Хорошо.
Последовала пауза.
– Возможно, нам следует сейчас решить насчет этой услуги. Для удобства.
– Нет.
– Тогда договорились, – торопливо сказала Китти. – Как скоро мне ожидать необходимых сведений?
– Пожалуйста, уходите, – попросил он жалобно. – Вы меня изнуряете. Чем раньше вы уйдете, тем скорее я соберу сведения.
– Чудесно! – ангельски просияла Китти.
Она собралась уходить, но замешкалась, вспомнив вторую свою просьбу. Достала из кармана конверт.
– Скажите, – произнесла она нерешительно, – могу ли я попросить вас еще кое о чем? Я хотела бы отправить письмо сестрам, но почтовые услуги так дороги… а у них каждый пенни на счету. Вы не могли бы франкировать[18] мое письмо?
Лицо Китти горело – обратиться с этой просьбой, пусть и менее бесцеремонной, чем первая, было значительно сложнее. Пэры обладали той привилегией, что их почта доставлялась бесплатно – им было достаточно поставить свою подпись снаружи. Впрочем, Китти догадывалась, что только члены семьи и близкие друзья могли бы уверенно попросить об этом Рэдклиффа. Она приготовилась к отказу. Но выяснилось, что ей не о чем беспокоиться. Без единого слова Рэдклифф заглянул ей в глаза, протянул руку (он был без перчаток), и Китти с благодарностью вложила в нее письмо. Когда он осторожно согнул пальцы, она ощутила легчайшее их касание своей затянутой в перчатку рукой.
– Отправлю сегодня, – пообещал Рэдклифф, и Китти ему поверила.
Арчи помешкал на углу Сент-Джеймс-плейс. Даже сейчас он не был уверен, абсолютно ли необходимо то, что он собирался сделать. В конце концов, ведь нельзя сказать, что Селборн плохо с ним обращается. Ровно наоборот! В начале их дружбы Арчи, разумеется, держал в уме предостережение Джерри, который заклеймил Селборна (тот умолял называть его Селби) как худшего из пройдох. Сам Селби решительно утверждал, что он далеко не худший из пройдох, и Арчи был склонен верить скорее ему. До сего времени новый друг выказывал по отношению к нему одну лишь доброту, приглашая на приемы и в игорные дома, став для него проводником в мире изысканной развращенности. Путешествие в этот мир щекотало нервы и будоражило, как ничто другое прежде.
Но дело в том, что… дело в том, что Арчи одолевали сомнения, подходит ли ему образ жизни богатого повесы. Он слишком устал постоянно чувствовать себя не в своей тарелке и умом, и телом. Кроме того, до дня рождения он сидел без гроша в кармане, потратив на развлечения в обществе Селби все свое содержание за три месяца. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что теперь он получил полный доступ к своему наследству.
Старший брат наверняка знает, как поступить в этих неясных обстоятельствах. Наконец, набравшись решимости, не отрывая взгляда от дома под номером семь, Арчи шагнул вперед. Открылась дверь, и он заторопился. Вряд ли это Рэдклифф – обычно он не выходил из дома столь рано, однако не хотелось бы его упустить. Необходимо поговорить с ним сегодня. Но нет… фигура на крыльце была, несомненно, женской. Арчи снова замедлил шаг, его брови поползли вверх. Как это ужасающе предосудительно, не мог не подумать он. Секунду спустя из дома вышла вторая женщина – служанка, судя по чепцу. Слава богу! Это не тайная встреча, а официальный визит, нечто более приемлемое. Первая леди повернула голову в сторону Арчи, и он с замиранием сердца узнал в ней мисс Тэлбот. Мисс Тэлбот покидает резиденцию его брата! Та самая мисс Тэлбот, на которой всего несколько недель назад он помышлял жениться. Арчи потрясенно застыл на месте, наблюдая, как она уходит. Значит, между ними что-то есть.
«Неудивительно, – подумал он с унылой иронией, совершенно ему не свойственной, – неудивительно, что Рэдклифф возражал против моей женитьбы на мисс Тэлбот».
Как они, наверное, смеялись над Арчи – брат и мисс Тэлбот! Над безмозглым мальчишкой с его безнадежной любовью, представления не имеющим, как глупо он себя ведет. Арчи развернулся и побрел прочь с Сент-Джеймс-плейс. Возможно, жизнь в мире Селборна ему чужда, возможно, с каждым мгновением, проводимым в этом мире, он все больше теряет самого себя… Но, по крайней мере, там он не испытывает столь тяжелых чувств.
25
В Лондоне прочно утвердился май, ощутимо повеяло летом. Хотя перемены были не столь разительны, как для обитателей коттеджа Нетли – там окрестные поля и леса наверняка внезапно взорвались зеленью подобно спичке, зажженной в темной комнате, – однако наступающий сезон чувствовался и в столице. Цветы торжественно высвобождались из туго свернутых бутонов, в воздухе носился безошибочно узнаваемый запах теплой земли, просыхающей после ночного дождя.
Настроения среди людей царили такие же, как в майском Биддингтоне. Британцев – неважно, жили они в Дорсетшире или Лондоне, на севере, юге, востоке или западе, – по-видимому, всегда воодушевляли приход тепла и солнечный свет хотя бы потому, что появлялась возможность пожаловаться на нечто новенькое. Сходство должно было согреть душу Китти, но вместо этого ее охватила пронзительная тоска по дому. За сто миль отсюда Беатрис, Гарриет и Джейн трудились в саду или шли на ярмарку – а тот факт, что Китти не могла знать это точно до получения очередного письма, бередил ей душу.
Китти воспользовалась потеплением, чтобы организовать прогулки с Пембертоном и Кроутоном, одну вслед за другой, в надежде, что иллюзия уединенности – тетя Дороти и Сесили следовали в нескольких шагах позади – вынудит каждого из джентльменов объясниться в любви. Ее ждало разочарование. Пембертон потратил час на то, чтобы слово в слово изложить последнюю проповедь викария – совершенно неинтересную речь на скучнейшие темы терпения и смирения, – а также последовавший за ней разговор с матерью. Насколько было известно Китти, мать Пембертона ушла на покой и предпочитала не появляться в свете, за исключением посещений церкви. Должно быть, крайне скучная женщина эта миссис Пембертон.
Китти перестала прислушиваться к разглагольствованиям спутника, мысленно занявшись планированием пикника, который собиралась устроить для сестер сразу по возвращении домой.
– Однако гордость тоже важна, в этом мы с матушкой согласны, – произнес Пембертон. – Гордость за свой род и семейное имя. Именно поэтому матушка настаивает, чтобы я женился на достойной, породистой христианке, которая поможет начать мою политическую карьеру.
Определение «породистая», по мнению Китти, следовало применять к домашнему скоту, но не к
