вышел портрет, лишь отдаленно напоминающий человека. Для восстановления портрета в памяти, свидетель использовал не яркие образы и запоминающиеся черты, а эмоции, среди которых превалировал страх. По его мнению, на лице подозреваемого находилась повязка – в темноте он не смог распознать солнцезащитные очки.
Портрет был готов к четырем. Руководство настояло немедленно разослать ориентировки по отделам, там начальники дежурных частей получили свои задания…
* * *
Порядком измотанный работой следователь Вит Новотный, вернувшись в отдел ближе к вечеру, занялся проверкой свидетеля Марка на причастность к похищению очередной жертвы. В кабинете зазвонил телефон. Дежурный из Карловых Вар узнал в находившемся в местном изоляторе подозреваемом Леонарде некоего Леона Гранда, преступника, находящегося в бегах долгое время. Теперь стало понятно: сознаваясь в преступлениях Черного человека, Гранд планировал развалить дело. Он пытался увести полицейских от своих реальных преступлений, тянущих лет на 8-12 строгого режима. А это значило, что следствие топчется на месте.
Эту новость Адлер принес домой вместе с зачатками депрессии. Его записная книжка полнилась именами людей, в той или иной степени связанных с расследованием. Лишь некоторые из них имели пояснение, на остальные он смотрел так, будто бы видел их впервые, и не понимал, как они здесь оказались.
Пьяный от тоски, тревоги и джина, он вышел во двор. И встретился взглядом со стоящей перед оградой подружкой Кристиной Комичевой. Только сейчас он вспомнил, что договаривался с ней о встрече.
К его удивлению, Комичева отнеслась к ситуации с пониманием. Заведя его обратно в дом, настойчиво отправила в душ, сама же навела порядок: закинула вещи в стирку, приготовила на утро одежду.
– Господи, что ты делаешь? – спросила девушка, укладывая его в кровать.
Испытывая чувство вины, Адлер предпочел воспользоваться конституционным правом хранить молчание.
– Иногда мне кажется, – добавила она, – что проблема не в том, что наш крест непосильно тяжелый, а в том, что нам хочется нести его в одиночестве.
Он извинился и настоял, чтобы домой она возвращалась на такси. Участливо контролируя безопасность спутницы, он проводил ее до машины, помог сесть, закрыл двери. Дождавшись, когда машина тронется, Адлер записал в заблаговременно подготовленную записную книжку марку, модель, номер машины, имя водителя и время, когда он отъехал. Лишь после этого позволил себе вернуться домой.
Перед сном он безуспешно попытался выстроить в голове следственный диалог. Иногда он использовал для такого общения звучный голос диктора с радио, иногда – голос друга Новотного, реже – пытался представить отца. Но с отцом диалог выходил не многословным, потому и результат был неутешительным.
Лучшим способом запоминания информации Адлер считал визуализацию образов, но сейчас в пьяной голове эта система сбоила. Ему неустанно грезилась Кристина с черными, точно ночь волосами и бледным, как снег оттенком кожи. Как черно-белая фотография, она лежала на месте исчезновения какой-то из жертв. Пытаясь определить, где он находится, следователь перебирал в памяти все места преступлений, но их оказалось слишком много, и он быстро запутался.
На шее девушки, пульсируя, то проявлялись, то исчезали следы пяти пальцев убийцы. Адлеру приснилось, как он наклонился и принялся ее душить, хотя сам того не желал – как в фильме от первого лица, в котором зритель не руководит представлением.
Он выжимал из нее жизненные соки правой рукой.
Прямой ракурс, крупный план ее лица без эмоций, плавный наезд камеры, на ее стекленеющий взгляд… затем лишенный воли короткий предсмертный вздох, такой тихий, словно его и вовсе не было.
Точно ошеломленный и заколдованный, следователь не мог ни остановиться, ни отвести глаз и нехотя видел, как из горла бездыханной Кристины рождаются цветы цвета крови.
* * *
Утром следующего дня помощник дежурного Модранского отдела полиции крепил свежий фоторобот с надписью: «Разыскивается!» на стену перед входом в отдел. В последний момент бумажка выскользнула из его пальцев и плавно опустилась к ногам проходящего мимо солидно одетого мужчины.
–Это и есть тот самый неуловимый преступник, о котором пишут в газетах? – спросил незнакомец, поднимая листок; выступающие широкие скулы, пухлые губы, массивный высокий лоб – изображение даже отдаленно не похоже на оригинал.
–Да. Спасибо, что подняли, а теперь верните, пожалуйста, – серьезным настойчивым тоном ответил дежурный, в надежде заполучить фоторобот обратно.
Рассмеявшись, странник отдал листовку и произнес:
– Сразу видно, псих ненормальный! Напоминает Чарли Бронсона4, но тот посимпатичнее будет. Простите, офицер, я не хотел Вас отвлекать своей болтовней, – он протянул руку в знак примирения. Полицейский, недолго сомневаясь, пожал ее. – Уверен, Вы поймаете этого подонка.
«Л.» протер платочком свой лоб и солнцезащитные очки, поправил галстук, причесал волосы и направился прочь. Однажды ему уже удалось попасть в объектив фотокамеры, когда снимали репортаж о его же деяниях. В итоге газета вышла с изображением его же лица на заднем плане. Статья о бесчинстве и безнаказанности. Взяв в руки тот экземпляр, «Л.» испытал своего рода оргазм. Ему показалось, что все жители города знают о том, кто похититель и как он выглядит, и что остановить его не могут лишь потому, что перед ним все безнадежно бессильны, бесполезны, беспомощны.
Еще некоторое время дежурный косился вслед высокому незнакомцу, темно-синий костюм которого переливался в лучах солнца. Полицейский его точно где-то встречал, но не мог вспомнить где. Возможно, в какой-то газете, или телепередаче. «Наверное, очередной публицист», – заключил он. В конце концов, о ком еще в последнее время выходят статьи?
Глава 26: Список
В этот раз Адлер поднялся затемно. Пьяные звезды парили в небесной дымке. Сквозь неплотный занавес не проглядывались фигуры суетливых людей, боящихся опоздать на работу, сквозь приоткрытое окно не слышался тревожный лай псов, провожающих хозяев. Город спал. И даже петухи немногочисленных ферм на окраинах не решились нарушать его покой.
Вчера следователь видел, как подросток, спрятав за капюшоном лицо, рисовал баллончиком на стене одного из домов красный поросячий пятак. А этой ночью напротив отдела на одном из электрических столбов появился плакат. Бумажные края сгибались под натиском ветра, крупный шрифт черного цвета позволял ознакомиться со скупым содержимым издалека. Текст кричал: «Он пришел». Другой аналогичный плакат говорил: «Покайтесь, ибо грешники будут наказаны!» Черный человек продолжал набирать популярность.
Около часа полицейский просидел на кухне, молча вглядываясь в кофейник, из которого периодически подливал кофе в свой не пустеющий стакан. Над следователем нависла усталость. Он понимал, что и завтра будет трудно уснуть. Не в силах не воспринимать преступления, как личное оскорбление, ему приходилось жить с тревогой на короткой ноге.
Неприметный полицейский седан быстро
