действие могло выудить из закромов моей памяти то, что в ней отродясь не водилось.
— Феодора, прекратите, — резко посерьёзнел Филипп и, взяв меня за плечи, потянул на себя, отодвигая подальше от стены.
А мы и так почти нос к носу стоим. И Филя весьма некстати решил Джейкоба покосплеить. Я-то, конечно, не трепетная тургеневская барышня, чтобы неметь, бледнеть и теряться в присутствии полуобнажённого мужчины, и вроде не из тех героинь, что немедленно плывут при виде героя, и с Филиппом мы спали вместе на одном тюфяке, просто…
Просто странно обнаружить вдруг, что Филипп может меня обнимать по собственной доброй воле, а я — застыть столбом в его руках и смотреть растерянно в тёмные карие глаза. Ещё ближе, совсем чуть-чуть, и я смогу прижаться к его груди, коснуться губами губ, поймать чужое дыхание, что невесомо касалось наших лиц…
С лестницы донеслись тяжёлые шаркающие шаги, и мы резко отпрянули друг от друга, разрывая контакт зрительный и физический. Из-за угла появился Давуд в штанах и рубахе с распущенным воротом, смерил нас неодобрительным взглядом.
— Гляди-ка, чуть свет, а они уж на ногах. Ну, чего встали на проходе? — хозяин замахал руками, словно пытаясь отогнать нас, будто голубей, слетевшихся на хлебные крошки. — Ишь, нашли место для уединения!
— Прошу прощения, — извинился Филипп и ушёл на кухню.
Я посторонилась, пропуская Давуда, — коридорчик был слишком мал, тесен, чтобы двое могли разойтись спокойно, не вжимаясь в стену, — и направилась было к лестнице, когда в спину толкнулся оклик.
— Слышь, адара.
Я замерла, обернулась.
— Что-то я самоходки твоей не видел.
— Не всегда же с собой целую карету таскать, — попробовала я отшутиться.
— Адары завсегда со своими самоходками, — в светлых, точно выцветших глазах отразилось подозрение.
— А я без.
Вернулся Филипп, успевший натянуть рубашку — сушил он её, что ли, на кухне? — мягко подтолкнул меня к лестнице, и я без возражений поднялась на второй этаж.
* * *
Чёртов дождь не закончился ни в этот день, ни на следующий.
Алишан тоже не объявилась.
Либо дома действительно случилось что-то непредвиденное и вряд ли хорошее, либо Алишан надоело бегать за сестрой, и она решила предоставить её самой себе. Хотела дева самостоятельности, вот пусть и дерзает в своё удовольствие. Благо что рядом законный сочетаемый, а не какой-то неучтённый «Уикхем».
Жизнь в Ливенте текла под стать той мороси, что сутками напролёт извергалась с небес. Неспешная, однообразная и немного докучливая, она годами и десятилетиями сохраняла один и тот же темп, неторопливо двигаясь по кругу, довольная собственной неизменностью. Горожане заданный темп охотно поддерживали и в массе своей покидать пределы Ливента не стремились. Анна с грустью поведала, что их с Давудом единственный сын и отрада глаз, Ормонд, перебрался из родного города в соседний, едва ему двадцать исполнилось, чем весьма огорчил родителей. У парня были свои мечты и планы, воплотить кои в Ливенте возможным не представлялось, в то время как чета Бёрнов надеялась, что в свой срок сын примет управление семейным бизнесом. Правда, существовал оный бизнес примерно так же, как жизнь в городке, еле-еле душа в теле, того и гляди, прогорит нафиг. Комнаты сдавались нечасто, поклонников фирменного жаркого было слишком мало, чтобы хозяевам хватало на жизнь, а любители засиживаться допоздна за крепкими спиртными напитками предпочитали таверну «Весёлая рыбка» на другом конце города, где помимо горячительного и собственно рыбы можно найти доступную девицу на ночь. Составить достойную конкуренцию «Рыбке» «Волк» не мог, вот и чах себе потихоньку, пока хозяева лелеяли робкую, слабую надежду, что однажды сын вернётся насовсем и всё поправит.
И жену найти он должен всенепременно в Ливенте, потому что здесь девушки хорошие, честные и благонравные — ну, кроме барышень из «Рыбки», — не то что в больших городах, где сплошь распустёхи и вертихвостки, о стыде и чести позабывшие в этих своих новомодных срамных платьицах.
Тут Анна спохватывалась, что на гостье юбка не шибко длиннее непотребных столичных нарядов, и умолкала. Я украдкой оглядывала свою одежду и гадала, что именно в представлении местных попадает под определение «срамное платьице».
Давуд безденежным постояльцам, не торопящимся выселяться, обрадовался мало, но ограничивался исключительно ворчанием в наш адрес. Анне моя компания явно нравилась, однако скорее из-за возможности поболтать хоть с кем-то, нежели из-за меня. Тем более мне-то и сказать толком нечего, что не мешало женщине много, в охотку говорить самой. Не дождавшись Алишан к полудню, я отправилась на кухню, предлагать посильную помощь. Отнекивалась Анна недолго, зато я быстро пожалела о своём энтузиазме.
Готовить я не люблю.
И не то чтобы умею.
А если бы и готовила, то со здешней бытовой техникой ещё нужно суметь управиться.
Прежде всего разжечь плиту, которая попутно греет воду для кухни. К счастью, Анне хватило одного моего растерянного взгляда на громоздкую плиту на ножках, чтобы понять, что я из тех адар, коим спускаться на кухню не по чину. С полчаса она терпела мои мытарства на ниве чистки овощей, шинкования и нарезки мяса и наконец, не иначе как ратуя за сохранение продуктового запаса, выслала меня в зал, за стойку. Там я и осталась, совмещать функции бармена и официантки. Посетителей мало, меню как такового нет, но предлагаемых блюд ещё меньше и запомнить их труда не составило. Ещё я вечером протирала столы и подметала пол. Что бы там ни говорил Филипп, эта задача мне вполне по плечу.
Ночевали мы с сочетаемым по-прежнему раздельно.
Из идей по возвращению пришли к мысли, что раз не получается переместиться, то надо связаться с домом другим способом.
Написать.
В стародавние времена люди либо пользовались голубиной почтой, либо нагружали адар ещё и корреспонденцией. Превращать зафиры в почтовые кареты адарам категорически не понравилось, и вскоре появились кличи и вестники. Клич охватывал небольшую территорию в пределах одного домена, вестники же преодолевали переломы. Принцип их действия Филипп объяснить не смог, спрашивать Анну тем более бесполезно. Ввиду того, что внутри каждого домена исправно работала собственная наземная почта, кличи использовались согласно своему названию — срочно вызвать получателя или передать короткое сообщение. С вестниками уже отправлялись как лаконичные оповещения, так и длинные письма. Для отправки вестника приобреталась специальная бумага, на ней писали текст, адрес и имя получателя, после чего письмо складывали по-хитрому и выпускали в ближайшее окно. Да-да, прямо так и отправляли, словно бумажный самолётик в небо. Филипп сказал, что вестник исчезает из точки отправления и вскоре появляется по указанному адресу. Кличи без сообщений
