вальс? — Высокая женщина пышных форм, расточающая пряный аромат каких-то явно дорогущих духов, подошла к нему так близко, что уперлась грудью в его плечо.
Сема испуганно зыркнул на нее снизу вверх, икнул и выдавил из себя:
— Я еще не так сильно пьян.
— Хм… — Дама недовольно раздула ноздри.
— Ах, душа моя! — Вольдемар спас положение, утащив ее в вальсе в гостиную.
— Как ты думаешь, я был максимально галантен? — обратился Сема к Медведеву.
— По правде сказать, ты сейчас выступил как последний хам, — фыркнула Леночка.
— По-твоему, я должен был вальсировать? Да я бы ей все ноги отдавил!
— Мать узнает — озвереет! — радостно воскликнула Ульяна. — Знаешь, Сема, в этом доме обычно хамлю я.
— Ну, вы прямо сладкая парочка, — скривилась Леночка. — А за что ты так ненавидишь свою мать?
— Врет много, — нехотя бросила Ульяна и насупилась.
— Так, пока взрослые не видят, быстро все выпили! — Медведев подтолкнул Маняшу к столу и втиснул ей в руку бокал с вином.
— Да я… — она хотела признаться, что «вообще-то не злоупотребляет, разве что пиво, и то редко», но не успела. Медведев чуть ли не насильно влил в нее содержимое бокала.
— Отлично, девушки! — и снова наполнил.
Ее тело как-то сразу расслабилось, голова закружилась в ритме вальса, в висках застучало.
— Так, быстро еще раз! — скомандовал Медведев.
— Да вы что… — вяло попыталась сопротивляться Маняша.
Но ее никто не слушал. Компания явно не собиралась останавливаться. Приятное тепло устремилось по артериям. Ей вдруг показалось, что жизнь — большой карнавал, на котором принято веселиться, а думать и вовсе не обязательно. Она выпила вместе со всеми, сказав себе: «Какого черта!»
Дальше она уже с трудом контролировала процесс набирающей обороты попойки. Спустя минут тридцать, когда взрослые подустали от вальсов и потянулись к столам, кто-то, кажется все тот же Медведев, заявил, что больше не намерен прожигать жизнь в обществе «старых пердунов», а «пожалуй, отнесет свою задницу в «Паноптикум». Остальные согласились, что здесь довольно скучно и в «Паноптикуме» не в пример лучше. Маняше так же, как и всем, отчаянно захотелось веселья, ритма, под который можно танцевать, и живого разговора, не прерываемого бренчанием на рояле.
Голова ее кружилась, ноги не слушались. Сема с Ульяной, которые были не в пример более стойкими к алкоголю, подхватили ее под руки и отволокли от стола.
Таким образом, компания очутилась сначала в прихожей, потом на лестничной площадке, а затем и на улице.
— Куда мы идем? — кутаясь в пуховик, громко поинтересовалась Маняша.
— В «Паноптикум», — весело ответил ей Медведев.
— Ой, — она толкнула Сему в бок, — там же Сохов!
— После того как я обхамил лучшую подругу ее матери, — Сема кивнул на Ульяну, — мне сам черт не брат. Что мне Сохов?
— Правильно, — Леночка повисла на шее у Медведева, тот ухмыльнулся и, легко вскинув ее на плечо, понес, как пушинку. — Мы теперь Сохова одной левой!
Леночка пнула ногой воздух.
— В сущности, он милый парень, — тихо проговорила Ульяна. — Когда не под кайфом…
— Как вы думаете, сейчас он под кайфом или нет? — Маняшу качнуло в сторону, и Сема удержал ее от неминуемого позорного падения.
— Успокойся! — крикнул ей Медведев, возглавлявший шествие. — Когда он под кайфом, он в «Паноптикум» не ходит. Вернее, он туда не доходит.
— Ну и ладно, — неожиданно успокоилась Маняша.
И в самом деле, что им всем Сохов? Он один, а их много!
* * *
В клубе было темно и душно. Гремел рейв. Пространство разрывали тонкие беспорядочные лучи, высвечивая изогнутые в танце тела. Зал был набит народом до отказа. Белые майки и свитера в свете прожекторов превращались в ярко-голубые.
Маняша никогда не была в «Паноптикуме»: с самого его открытия это место имело дурную репутацию, и порядочным людям туда ходить запрещалось. До сего момента она была порядочной, теперь, видимо, перестала ею быть. Но превращение оказалось не столь неприятным, как могло показаться. Сегодня ей тут решительно нравилось. Голова по-прежнему кружилась, из-за громкой музыки Маняша практически оглохла. Тело и мысли ее были настолько расслаблены, что она даже не поняла, как и кто стянул с нее пуховик, усадил за столик в темном уголке и вручил большую кружку с пивом. Рядом с ней оказался Медведев, который почему-то забыл о Леночке и принялся спаивать ее с неимоверным усердием. Впрочем, его усилия были лишены всякого смысла, Маняша и не думала сопротивляться, наоборот, сознание туманилось все больше, а ей это состояние даже нравилось.
Потом все пошли танцевать, она тоже, но движения давались ей с трудом.
«Наверное, я выгляжу вялой коровой», — решила она и зигзагами направилась обратно к столу.
Тут рейв сменился медленной песней. Кто-то подхватил ее под руку, притянул к себе и закачал в ритме танца.
— Отлично смотришься, — шепнули ей на ухо.
Маняшу начало нехорошо подташнивать. Она подняла голову, дабы сообщить партнеру о своем самочувствии, и замерла, потому что в объятиях ее держал Сохов.
— Что ты тут делаешь? — пролепетала она, с ужасом понимая, что ноги ее бессильно подкосились и она в прямом смысле повисла у него на шее.
— Надеялся тебя встретить.
— Перестань, я серьезно.
— Так и я не шучу. Давно хотел с тобой поговорить, но ты меня избегаешь.
Он усмехнулся, вскинул ее руку, резко дернул, заставив ее тело выполнить пируэт, который она окончила уже в полусидячем положении. Он не дал ей окончательно распластаться на полу, подхватил за талию, снова прижал к себе.
— Пусти, — вяло попыталась высвободиться она.
— Ни за что, — шутливо отказал он и прижал ее еще крепче.
Она почувствовала его сильные руки на ребрах, и тут ее затрясло. Ей вдруг подумалось, что при желании он переломит ее как спичку.
— Мне плохо, — проныла Маняша.
— Что так? — участливо осведомился он.
— Да мне же действительно плохо.
Не нужно было так надавливать ей на желудок. Выпитое ранее вино, дополненное пивом, поползло вверх по
