накажут. Посему никто чужого к себе допускать не может.
К примеру, если будет царевич, то и наималейшего звания человека к себе не пустит и от нарушения ясы воздержится»[627].
После того как Чингисхан покончил с Тэв Тэнгэром и его приспешниками, «пренебрегавшими обычаем (ёс. — А. М.) и законом (яса. — А. М.), соображениями разума и обстоятельства и по этой причине становившимися противниками управителей государства», он принял и добавил в «Книгу Великой Ясы» процитированный выше указ, согласно которому самовольные переходы от одного начальника (десятника, сотника) к другому были запрещены под угрозой смертной казни.
«С тех пор, — писал Г. В. Вернадский, — в особые книги стало заноситься распределение народа по тысячам и сотням, то есть между „тысячниками“ и „сотниками“ (и территория проживания и кочевий каждой „тысячи“. — А. М.). Это свидетельствовало о том, что империя Чингисхана основана была на всеобщем прикреплении населения к службе государству Каждый имел свое определенное место в войске или податном участке, и с этого места он не мог сойти»[628].
* * *
Ранее, говоря о враждебном внешнем окружении тогдашних владений Чингисхана, мы не упомянули чжурчжэньскую империю Цзинь, у которой улус «Хамаг Монгол» с 1196 г. находился в вассальной зависимости. С тех пор Чингисхан «вносил дань (империи. — А. М.) Цзинь ежегодными подношениями в тысячу лан золота»[629] и делал это, по-видимому, так справно, что приобрел «доверенность императора нючжей (чжурчжэней. — А. М.), который потом слишком долго смотрел сквозь пальцы на его честолюбивые замыслы… То, почему тины (чжурчжэни. — А. М.) допустили усиление Чингисхана, позволив ему покорить окрестные племена, подвластные Китаю (имеется в виду империя Цзинь. — А. М.), можно объяснить только недальновидностью тогдашнего правителя гинов (чжурчжэней. — А. М.), продажностью ряда его чиновников, которых Чингисхан, без сомнения, держал на жаловании, искусным сокрытием замыслов этого честолюбца, исправностью в выполнении условий подданства и наружным видом преданности и покорности к царствующей династии»[630].
Поворотным моментом в истории взаимоотношений империи Цзинь и монголов стал 1206 г., когда «Чингисхан возводит род монгол на небывалую высоту ставит его во главе большого кочевого государства и… осуществляет его старые мечты, даже далеко превосходит их»[631].
Однако Алтан-хан не пожелал расставаться со своими имперскими замашками в отношении своих прежних вассалов, как ни в чем не бывало, требовал уплаты ежегодной дани, «по-прежнему препятствовал экономическим отношениям, в частности торговле кочевых племен с Китаем, что приводило к крайнему дефициту товаров широкого потребления и продуктов питания, в которых нуждались кочевники»[632]. В этих условиях освобождение от вассальной зависимости, установление равноправных отношений стало первоочередной задачей Чингисхана.
Однако, как считают исследователи-монголоведы, у Чингисхана были и другие причины «жаждать войны с государством Цзинь». Большинство ученых видят в нем «мстителя за обиды, нанесенные цзиньцами его предкам, его роду… К этому влечет Чингиса его чувство долга перед своим народом, его родовое сознание… И эти „идейные“ начала должны были особенно воодушевлять войска Чингисхана, которые сознавали, что идут не только грабить и разорять богатые области, но и мстить врагам их императора, старым губителям его славного рода…»[633]
Одним словом, когда «жажда мести соединилась с жаждой крови, богатства и власти»[634], Чингисхан «стал замышлять поход на Цзинь… захотел отомстить… определенно решил направить карательную экспедицию, однако не осмелился двинуться необдуманно»[635].
Помимо действий административного, военного и дипломатического характера, осуществленных Чингисханом в 1208–1210 гг. и свидетельствовавших о целенаправленной подготовке к войне с державой чжурчжэней, в самый канун вторжения он уделил особое внимание мерам предосторожности в тылу, организации войска, получению информации о внутреннем положении в державе Алтан-хана, привлечению на свою сторону всех антицзиньских сил, прежде всего, родственных по происхождению и языку киданей.
Что касается мер предосторожности, то даже после объединения всех монголоязычных, в том числе лесных, племен в Великий Монгольский Улус и признания харлугами и уйгурами себя вассалами Чингисхана, прежде чем выступить войной на империю Цзинь, монгольский хан не преминул обезопасить свой тыл, для чего издал специальный указ.
УКАЗ ЧИНГИСХАНА ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ БЕЗОПАСНОСТИ В ТЫЛУ
«Весною года Барана… Чингисхан… [опасаясь], как бы несколько из рассеянных [им] племен еще раз не объединились между собой и не восстали бы, прежде всего послал… в дозор две тысячи человек под начальством Тохучара из племени хонги-рад… для того, чтобы, когда он [сам] пойдет на страну Хитай (империю Цзинь. — А. М.), тому быть у него в тылу в целях безопасности…»[636]
Согласно повелению Чингисхана, на северо-западных рубежах монгольской державы был оставлен небольшой отряд пограничной стражи. К этому вынуждала опасность, грозившая державе со стороны его злейшего врага — Хучулуга, который захватил власть в кара-киданьской империи и продолжал вынашивать реваншистские планы.
Другой указ Чингисхана, принятый накануне начала военных действий (1211 г.), касался организации и подготовки войска к походу на империю Цзинь:
УКАЗ ЧИНГИСХАНА О ПОДГОТОВКЕ ВОЙСКА К ПОХОДУ НА ИМПЕРИЮ ЦЗИНЬ
«Все воеводы (десятники, сотники, тысяцкие. — А. М.) обязаны делать лично осмотр войску и вооружению до выступления в поход, предоставлять им все, с чем воин совершает поход, и осматривать все до иголки и нитки[637], в день смотра воины предъявляют снаряжение, и если у них чего-то будет не хватать, то такому воину грозит наказание»[638].
Поход на империю Цзинь был первой серьезной проверкой жизнеспособности принципов военного строительства, осуществлявшегося Чингисханом. Согласно «Книге Великой Ясы», Чингисхан «накануне военного похода против империи Цзинь объявил всеобщую мобилизацию мужчин от 15 до 60 лет, что могло составлять до 20 процентов от общего количества населения Великого Монгольского Улуса, которое во времена Чингисхана не превышало одного миллиона человек. Таким образом, в Китай могли отправиться 15 тумэнов монгольских воинов…»[639]
Как отмечал китайский монголовед Сайшаал, «Получение исчерпывающей разведывательной информации о внутреннем положении Цзиньской империи Алтан-хана явилось одним из непременных условий успешной подготовки к вторжению на ее территорию. Будучи выдающимся организатором, Чингисхан успешно справился и с этой задачей.
Необходимая информация стекалась к нему по трем основным каналам. Во-первых, от племени онгудов, охранявших северо-западные рубежи державы Алтан-хана; во-вторых, от образованных и многоопытных купцов из Восточного Туркестана, которые подолгу пребывали в этих землях и многое видели своими глазами; в-третьих, от многочисленных перебежчиков, искавших спасение от гнета чжурчжэней и находивших прибежище в Монголии…
Кроме политической информации, Чингисхан получал сведения о хозяйственной жизни державы Алтан-хана: производстве продуктов и товаров, сборе налогов, заготовке припасов, а также конкретную информацию военного характера: о численности чжурчжэньских войск, их вооружении, месторасположении, о городах и крепостях, ведущих к ним дорогах.
Таким образом, Чингисхан сумел создать
