его обратно в бизнес-класс. Его коллега стояла рядом, и на ее лице я не заметил особого сочувствия к пострадавшему.
– Сейчас, сейчас, – пообещал я.
Мне пришла в голову еще одна мысль. Я поднял тяжелый золотой телефон, который валялся на полу, и сунул в руки Веронике. Гаджет был настолько крут, что даже не был запаролен, или владелец не умел этого делать.
– Удалишь потом видос, – сказал я. – Ну или… как хочешь. Можешь в блог выложить. Я лайкну.
– Сережа, – сказала она. – Ты… ты даже не понимаешь…
Я знал, о чем она думает. Я мог читать ее мысли. Я даже хотел что-то ответить, но не успел. Тетушка Элла (конечно, она спала в соседнем кресле) внезапно ожила, сняла маску и вынула из ушей затычки.
– Кто здесь? – спросила она, протирая глаза. – Что происходит?
Я еле успел включить режим невидимости. И мгновенно вывалился обратно в реальность.
Я снова стоял на берегу ручья, под желтой луной Чернолесья. Старый хитрец Гройль улыбался и помахивал своей указкой, будто только и ждал моего возвращения.
– Тебе понравилось? – спросил он. – Я подключил полную мощность. Надеюсь, ты оценил.
– Феноменально, – отозвался я.
– Ты ведь не успел наделать глупостей? Всего лишь помог бедной сестричке?
– Ну да.
– Всего лишь отправил в нокаут пару подвыпивших бизнесменов? А хочешь увидеть, что было дальше?
Секундный сбой картинки – и я снова видел то, что происходило в салоне летящего «боинга».
Пассажир, которого кое-как удалось вернуть в бизнес-класс, лежал сейчас в проходе, на мягком ковролине, неподвижный и бледный, и бортпроводница прикладывала к его лицу кислородную маску. Второй пилот расстегнул на нем рубаху и пытался приложить к его груди электроды портативного дефибриллятора, чтобы запустить сердце, но у него не получалось.
Мне стало нехорошо. Я закрыл глаза – и вернулся.
– Вот так и происходит в жизни, мой юный друг, – сказал доктор Штарк. – Добро непременно должно хорошенько озлобиться, чтобы победить. Как говорится, цель оправдывает средства. Только знай: каким бы мерзким ни был этот жирный сорокалетний гопник, у него в Зеленограде осталась жена и трое детей. Пятнадцать лет, десять и шесть. И все они называют его «папа», дорогой мой Сергей. А некоторые даже «папочка». И все ждут от него подарков, которые, между прочим, самолично им куплены, упакованы и лежат в его багаже.
– Я же не хотел его убивать… просто хотел защитить Веронику. Может, я бил слишком сильно…
– Глупости, – отвечал он. – Нет таких слов – «слишком сильно». Бьют, чтобы убить. Кто бьет слабо – проигрывает.
– И что же, он теперь умрет? – спросил я.
– Ну как тебе сказать… давай я все же сделаю тебе подарок. Стартовый бонус. Этот Леха сейчас задышит, выживет и вернется к своим детишкам в Подмосковье. Правда, не сразу. Сперва полежит месяцок в госпитале. Месяц для него не срок… бывали замесы и покруче…
– И я теперь всегда смогу… делать так? Бить кого хочу? Убивать?
– Всегда. Начиная с того момента, когда перестанешь задавать себе подобные вопросы.
Я промолчал. Следующая мысль, которая пришла мне в голову, была странной.
– А вот мой отец умер, – сказал я угрюмо. – И мама тоже. Я даже забыл, как я их называл.
Гройль согнул свою трость, будто хотел сломать.
– Разве ты что-нибудь помнишь об этом? – спросил он.
– Н-нет.
– Не сомневаюсь. Я тебе напомню.
Его волшебная палочка со свистом рассекла воздух – и на этот раз мне показалось, что я с размаху полетел на землю и сильно ударился головой.
Теперь я видел вокруг вековые сосны, смутно знакомые, и ту же ущербную луну, что и раньше – но в другой фазе, будто кто-то отгрыз у нее добрый кусок. Я был один – или, вернее сказать, меня вовсе не было, потому что сквозь мое призрачное тело можно было различить и траву, и вереск, и корни сосен. И черную липкую тьму, которая стелилась по земле и уже почти затопила наш старый прицеп – дом на колесах.
В домике горел свет. Вот чье-то лицо прижалось к стеклу изнутри, и мое сердце сжалось. Я узнал маму. И даже почти вспомнил ее – такой, какой я видел ее тогда, в самый последний день, когда я ее видел. Когда я сидел в своем уютном гнезде за сеткой, прижимая к груди игрушечную собачку-хаски, и еще не знал, что вся моя прежняя жизнь сейчас закончится.
Дверь прицепа отворилась, и на ступеньках появился мой папа, Матвей Волков. Он с тревогой посмотрел вниз, на черный туман, который заполонил все вокруг. Но не его он боялся. Он был смелым, мой отец, даже в свои двадцать два, или сколько ему было тогда. Сейчас я точно знал это.
Он вглядывался куда-то вдаль, туда, где заканчивалась кое-как видимая, смутно знакомая реальность – поляна возле старых шахт – и начинался мрачный Черный Лес. Оттуда ползла липкая темнота. И еще что-то или кто-то, кого я не мог видеть. А он, кажется, видел.
Матвей спустился по ступенькам и без боязни вступил в черную липкую жижу, и она поглотила его ноги по самые колени. Однако он даже не смотрел туда. Он видел что-то иное – там, далеко, у кромки сосен.
Я тоже пригляделся.
Полупрозрачные фигуры стояли там, выстроившись полукругом. В их руках я видел старомодное причудливое оружие – длинные ружья, шпаги, а у кого-то, кажется, даже копья, щиты и мечи. На головах у них были странные уродливые шлемы; некоторые шли вовсе с непокрытой головой, их отвратительные седые космы трепал ветер. Я видел – или мне казалось, что видел, – их глаза, которые светились красным, как крохотные угольки из костра, который сильно позже, десять лет спустя, разведет на этой поляне девушка по имени Майя, которая так любит играть в колдунью. Все это было похоже на фильм ужасов, только я не знал, как его выключить.
Фигуры медленно приближались.
Парень, который стоял возле вагончика, замер в нерешительности. Он знал их. Он не боялся. Он просто не знал, что делать.
Он переместился на несколько шагов ближе к своей «Ниве», которая не без труда тянула наш вагончик, а сейчас скучала, крепко прицепленная к нему специальным буксирным устройством. И вот что произошло вслед за этим: стоило Матвею пройти эти несколько шагов, как серые фигуры все, как одна, повернули свои головы в касках. Они следили за ним. Они шли именно к нему.
Матвей попробовал перебежать в другую сторону. Призраки заметили его маневр. Повернулись и продолжили свое движение.
– Ч-чертовы сволочи, – выругался
