При виде ее Танин внутренне напряглась, ее сердце отчаянно забилось, а на глазах выступили слезы.
Ее сестра.
Если не по крови, то по духу.
Ее сестра.
Как она, Танин, сможет сделать то, что должна сделать, и сказать то, что должна сказать?
– Ну что? – спросила ликвидатор, и голос ее слишком резко прозвучал в ночном воздухе.
Хэтчет очень мало знал про Сефию. Для него она была всего-навсего тенью в ночи, – воришка, совсем незначительное существо, явившееся из леса, чтобы доставить ему неприятности. Но, говоря о юноше, он в деталях рассказал о том, как тот дрался, как убивал; описал безжалостно-автоматическую сущность этого юного существа, для которого убивать было так же естественно, как спать по ночам.
Танин все это было знакомо. Она узнала этого юношу, как только увидела его в первый раз.
Совпадений не бывает.
Что Эдмон никогда не говорил ей, так это то, что совпадений никогда не бывает достаточно. Танин прижала ладонь к карману, где держала обгоревшую страницу, и еще раз поклялась, что Книга будет принадлежать ей.
Она не знала, когда и как это произойдет, но если она найдет правильные слова и правильно их произнесет, то узнает.
Но в любом случае ей будет это стоить недешево.
Танин глубоко вздохнула.
– Он – тот самый, единственный.
Слова исходили из ее уст густые и насыщенные – она почти воочию видела, как они клубятся в воздухе.
Пол негромко присвистнул:
– А вы уверены?
И хотя слова главного следопыта уязвили Танин, она кивнула, по-прежнему не сводя глаз с ликвидатора.
– Абсолютно, – ответила она.
Ликвидатор сплюнула в сторону.
– Нам всем рассказывали эту историю, – проговорила она. – Прирожденный убийца. Чудовище, которым пугают деток, если те расшумятся. Так?
В ее голосе зазвучала насмешка. Но Танин не стала ее останавливать.
– Чудовище, которое способно убить тебя твоими собственными простынями. Свечкой, которую ты зажигаешь, чтобы рассеять темноту.
Если бы она умела смеяться, то, конечно, рассмеялась бы.
– Как можно быть такой наивной? – спросила ликвидатор.
Танин выждала паузу и, зная, как разозлят ее слова ликвидатора, но, одновременно, и желая этого, повторила:
– Он – тот самый. Единственный из всех.
Помолчала и произнесла:
– Если ты попытаешься забрать у нее Книгу, он тебя убьет.
Глаза ликвидатора мрачно сверкнули.
Но Танин проглотила остаток фразы: А если тебе повезет, ты убьешь ее.
Но ликвидатор должна сама знать, что можно делать, а что нельзя.
– Не делай этого, – проговорила Танин почти умоляюще. – Если тебе дорога твоя жизнь.
Глянув на нее ядовитым взглядом, ликвидатор повернулась и растворилась в тумане.
Танин ждала этого взгляда, но она не была готова к тому, что он что-то сломает у нее внутри – словно она была сделана изо льда.
Воцарилась тишина. Неожиданно Танин почувствовала, как пальцы Пола касаются ее плеча. Она содрогнулась.
– В чем дело, госпожа?
Танин отерла капельки пота, выступившие на лбу, выпрямилась и вновь стала самой собой: холодной, расчетливой, способной исполнить все, что нужно для достижения поставленной цели.
– Ни в чем, – ответила она.
Голос ее прозвучал в тумане как серебряная филигрань паутины, которой коснулся воздушный поток:
– Все идет как надо.
Глава 20
Безбилетные пассажиры
Сефия не знала, сколько времени прошло с тех пор, как Стрелец заснул. Вероятно, уже наступила ночь, если судить по тому, что на корабле постепенно затихли обычные дневные звуки – голоса, шаги, шелест парусов, напоминающий шелест переворачиваемых страниц. Теперь только ночная вахта следит за темными водами и звездами высоко над головой.
Стрелец пошевелился. Просыпался он так же неслышно, как делал все остальное, и о том, что он не спит, можно было бы судить по легкому подрагиванию его пальцев.
– Еды у нас хватит на три дня, если будем экономить, – сказала Сефия и принялась ощупывать стенки ящика. – Нужно найти выход.
Стрелец принялся слегка надавливать на стенку, и она с легким треском подалась. Свежий воздух проник через пролом, и они с радостью вдохнули. Но радость их была недолгой, потому что, как сильно они ни давили на стенку ящика, больше она не подавалась.
Внутренность их укрытия теперь была чуть-чуть освещена, и Сефия увидела на руках и одежде Стрельца запекшуюся кровь. Ей хотелось узнать, что с ним случилось – был ли он ранен? Или же сам убил кого-то?
– Подожди, – сказала она. – Там что-то мешает.
Но Стрелец принялся с силой давить на стены, бить в них плечом, ногами и всем телом. Сефия едва уклонялась в сторону, чтобы не попадаться на его пути. Ящик, как ей показалось, вдруг сильно уменьшился в размерах. Стрелец бросался на стены, пытаясь пробить их кулаками, ногами, головой. Воспоминания о ящике, в котором он содержался когда-то пленником, о грязной соломе, крови и грязи пробудили в нем ярость и отчаяние.
– Стрелец, прошу тебя!
Он, не обращая внимания, всем своим весом бился о стенки ящика. Сефия буквально физически ощущала то, насколько паника охватила его.
Но вот раздался треск, и стенка сдалась. Стрелец, извернувшись, выполз в трюм. Скрючившись в полутьме возле ящика, он некоторое время прислушивался. Сефия затаила дыхание. Но похоже было, что никто на корабле ничего не слышал – никаких голосов, никаких шагов на палубе и в трюме.
Вслед за Стрельцом выбравшаяся наружу Сефия наконец смогла вытянуть и размять ноги.
Трюм был заставлен ящиками, бочками, мешками. Стрелец высунул голову из люка на одном из концов трюма, но на палубе никого не было. Только звезды сияли на небе.
В носовой части трюма Сефия нашла кладовую, где хранились картофель, солонина, морковь, твердые сыры, завернутые в холстину, а также масло, нутряное сало и яйца. Там же она обнаружила незажженную лампу, из которой начали исходить странные полосы света – точно такие же, как те, что подсказывали ей раньше, какую вещь украсть; эти же полосы света она использовала, когда отвечала на вопросы бармена в Эпидраме, когда хотела увидеть, как бьется Стрелец, когда убила того человека в лесу.
Сефия узнала историю лампы, откуда она здесь взялась, кто ее трогал. Тошнота навалилась на нее, она отпрянула, больно ударившись ногой о ящик.
Встряхнувшись, она моргнула и попробовала снова, но тут же оказалась в окружении чьих-то незнакомых лиц и рук; явились ей и некие неведомые досель места. Потом внутреннее ви́дение перенесло Сефию из прошлого в будущее: вот она зажигает лампу, видит в темноте тени на лице Стрельца. А потом ей открылась история мастерской стеклодува, и она ощутила на лице жар, исходящий от раскаленных стеклянных шаров, которые вращались на металлических трубках подобно огромным каплям кристально чистой карамели.
