Наконец она вернулась в настоящее и увидела перед собой Стрельца, глаза которого были освещены улыбкой. Сефия смутилась. Как долго он уже за ней наблюдает? Как она всё это время выглядела? Она нервно рассмеялась и тут же прикрыла рот ладонью, чтобы заглушить смех.
Стрелец улыбался все шире.
Сефия, чтобы щеки ее побыстрее перестали гореть, занялась делом и стала искать по трюму масло, чтобы заправить и разжечь лампу. Потом они молча вернулись в свой ящик.
В течение нескольких последующих дней они ели собственную еду, но потом их запасы иссякли, и им пришлось начать воровать, хотя они и брали немного меньше, чем им было нужно, – полпригоршни гороха, полкружки воды, маленький ломтик свинины. Они всегда были голодны, о чем им постоянно напоминали их желудки.
Но они не могли себе позволить большего.
Они научились различать день и ночь по звуку: к ночи стихал шум на корабле, а утром топот и голоса вновь заполняли судно. Часы они отмеряли по смене вахты. Выползали из ящика, разминали затекшие члены и пополняли запасы только тогда, когда почти все на корабле засыпали.
Однажды Сефия и Стрелец, занятые обрезанием сырных кубиков, услышали шаги на палубе, прямо над собой. Не успели они спрятаться за ближайший ящик, как свет лампы осветил темные недра трюма. Послышался писк и шорох крыс, бросившихся по углам.
Длинная тень пересекла трюм по направлению к кладовой, где ее владелец открыл дверь и принялся копаться среди бочек, что-то бормоча с гнусавым акцентом моряка.
– Масло! – говорил матрос. – Масло! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь ел так много масла. Нам нужно было взять с собой корову и делать собственное масло, а то нам за ним не угнаться.
Матрос нашел масло в углу трюма, отрезал хороший кусок и начал подниматься вверх, по-прежнему бормоча себе под нос.
После этого Сефия и Стрелец уже отказывали себе в масле.
Оказалось, что матросы заглядывали в трюм с достаточной регулярностью, за несколько часов до очередного приема пищи, и Сефия со Стрельцом уже привыкли к приходу юнги и к его бормотанию.
Днем они спали, свернувшись друг подле друга, то и дело просыпаясь от звуков чьих-либо шагов наверху. Тогда они замирали и старались не дышать, пока шаги не затихали.
В те часы, когда они не бодрствовали, а бывало это, как правило, в самые безопасные ночные часы, Сефия практиковалась в навыках ясновидения. Иногда получалось. Она видела старые пастбища своей родины, зеленые холмы, пересекаемые низкими каменными оградами, за которыми черные и белые коровы лениво лежали на солнце.
Иногда ей виделись грубые руки, ловко управляющиеся с канатами; она вдыхала соленый воздух и чувствовала бриз, наполняющий паруса. Но каждый раз, когда ей удавалось вызвать видение, платой становились головная боль, головокружение и тошнота. А потому надолго удержать картинку будущего или прошлого она не могла.
Иногда, когда, как Сефия считала, это было безопасно, она зажигала внутри их ящика лампу и читала. Стрелец склонялся к ней, и свет играл на его подбородке, щеках, в его золотистых глазах.
Звуки ее голоса погружали их обоих в мир читаемой истории – пока история полностью не поглощала их и не начинала плыть перед их глазами. Они дышали ее воздухом, они слышали, как скрипела палуба – но не их корабля, а того, о котором они читали, – корабля с зеленым корпусом, корабля, плывущего к Краю Мира.
«Река Веры» и плавающий остров
К моменту, когда они нашли плавающий остров, голод уже вошел в их жизнь. Даже Куки, хоть и был мастер на фокусы с картофельными очистками и костяным бульоном, не мог унять урчания в их желудках. Иногда капитан Рид жертвовал свою еду в пользу юнги Харисона, которого они подобрали на Райских островах, или Джиго, самого старого из вахтенных, но все они уже прилично изголодались.
Команда бросилась расхватывать свои ружья, сабли и ножи, а старший помощник тем временем присоединился к Риду на полубаке.
– Если судить по направлению ветра, – сказал он, – мы идем прямо в лапы шторму.
Рид, прищурившись, посмотрел на тучи, распухшие от дождевой влаги.
– Мне и самому не нравится идея вставать на якорь в шторм, – сказал он. – Но мы долго не протянем, если не найдем чего-нибудь на острове.
Серые глаза помощника не мигая смотрели на капитана.
– Сегодня?
– Нет, не сегодня.
Рид снял шляпу и пробежался ладонью по волосам.
– Я оставлю с тобой Али, – сказал он. – Начнешь нервничать – пришли ее за нами. Если действительно навалится шторм, лучше нам будет вернуться на борт, с тем, что успеем добыть.
Они подошли совсем близко к острову и видели, что он буквально переполнен растительной жизнью: деревья ростом в два корабля и подлесок, состоящий из густого кустарника и высокой травы.
– Тебе придется подойти вплотную. Это опасно, – проговорил помощник.
– Бывало и ближе, – отозвался Рид, надвинув шляпу на лоб.
Остров плыл быстро, но «Река Веры» в скорости не уступала. Они подошли к острову и теперь плыли совсем рядом, вдоль поросших кустарником пляжей и полей, покрытых густой травой. Небольшие рогатые олени прыгали меж кустов, а в воздухе мелькали подобные драгоценным камням птицы. Ветер целовал лица моряков и их натруженные руки. И неожиданно весь корабль взорвался радостным смехом, и смех этот наполнил паруса.
Остров вовсе не был островом. Это была гигантская морская черепаха, чья огромная раковина на тысячу футов выступала вверх из воды, а невероятных размеров плавники неторопливо двигались в глубине вверх и вниз, подобно крыльям. Длинная белая шея несла массивную голову, покрытую гладкой коричневой чешуей, окружавшей прикрытые тяжелыми веками глаза, и заканчивающуюся острым клювом, способным раскусить человека напополам.
Хорс поправил свою бандану.
– Это уже кое-что, – сказал он.
Стоящий рядом Харисон пробормотал восхищенно:
– Еще какое кое-что!
Капитан кивнул, и Джонти повел корабль к черепахе. При этом он от волнения хихикал и кудахтал как сумасшедший. Никто до этого ни разу не видел Джонти таким возбужденным – голова его была откинута назад, рот открыт так широко, что виднелись все без исключения зубы. Команда приникла к поручням, свистя и криками подбадривая рулевого.
Капитан поднялся на бушприт и стоял там, свесившись над бушующими волнами, не в силах сдержать восторженного крика.
На мгновение моряки забыли о голоде – такие переживания гораздо ценнее, чем тот провиант, который они надеялись раздобыть на острове.