Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
А Максим и Костя Блеклов, его друг ближайший, видели, что делается в стране. Тогда уже кое-кто начинал понимать истинную картину происходящего.
Дедушка вряд ли был в курсе. Потому что был совершенно оторван от внешнего мира. Папа же был искренний коммунист, в свое время бывал запросто у Ленина. У меня есть папина книжка и там записаны телефоны Ленина, Дзержинского. Кстати, Ленин и заставил папу поехать с дедушкой за границу, сам Максим не хотел уезжать. Потом бабушка на Ленина из-за этого была очень сердита. Папу фактически назначили быть тенью Горького, и его собственная жизнь оказалась сломана.
Он был талантливым человеком, хорошо рисовал, писал. Но что делать — любил выпить. Была у него такая беда, свойственная русскому человек. И на этом сыграли. Особенно нарком НКВД Ягода.
* * *
Вранье, что Ягода любил маму. Она сама мне рассказывала о том, как все было на самом деле. Когда ей уже плохо было, она мне о многом говорила: «Ты должна знать… ты должна знать…».
Главная трагедия в нашей семье случилась после того, как мы вернулись из Италии в Советский Союз. Лучше всего о жизни дедушки в СССР сказал Ромен Роллан, когда гостил у нас в десятых Горках. «Медведь на золотой цепи». Это в его воспоминаниях написано.
Медведь на золотой цепи — и этим все сказано! Когда дедушка захотел обратно уехать в Италию, Сталин его не отпустил: «Зачем Вам Сорренто, у нас Крым есть, мы вам там дачу предоставим».
Конечно, дедушка понял, что это тюрьма. Все же знали, зачем его Сталин вытащил из Италии в Москву: он хотел, чтобы Горький написал о нем книгу. Это была его просто идея-фикс. Сталин сам ему материалы даже присылал, архивы.
Дедушка не говорил «нет», но тянул. В итоге им ни строчки не написано. Я думаю, он просто для себя решил, что писать о Сталине не будет.
Горький ведь не был совсем уж наивным человеком. Хотя реальных связей с внешним миром в последние годы у него и не было.
Мама ездила с ним на Соловки. Хотела своими глазами посмотреть, что творится. Но там ведь все было подготовлено. Одна только история вне сценария приключилась, с газетой. Заключенный попытался показать, что все подстроено — на виду у всех сидел и читал газету, которая была повернута наоборот: «Правда» было написано снизу вверх. И мама с дедушкой, конечно, все поняли. Но сделать уже ничего не могли…
* * *
В маминой семье было восемь человек детей, одна даже приемная девочка. Детьми они жили в Томске. Введенские была их фамилия. И когда стали вырастать, то, конечно, разъезжались, кто куда. Мама с родителями, она младшая была, оказалась в Москве.
В основном все Введенские становились врачами. Только мамина сестра Вера выбрала для себя профессию дорожного строителя и окончила технический вуз. Жила она в Ташкенте, где ей выделили огромный кусок земли.
Замужем Вера была за Михаилом Яковлевичем Громовым, дядей знаменитого летчика Михаила Громова, который в Америку летал. Он был математик, преподавал в институте.
* * *
В июне 1941 года началась война. Мы об этом узнали, когда отправились с мамой на площадь Маяковского. Вдруг видим — возле громкоговорителей народ собирается. И тут выступил Молотов и сказал, что началась война. Мы тут же побежали обратно к себе на Малую Никитскую.
Очень быстро встал вопрос — как быть. Тут-то Верочка и пригласила нас с мамой к себе в Ташкент.
Перед отъездом мы зашли навестить самую близкую мамину подругу. Ее звали Настя Пышкало, она пела в Большом театре. Особенно мне запомнилась ария Леля из «Русалочки».
Пышкало — это ее девичья фамилия. У Насти было два инфаркта, она находилась дома в очень плохом состоянии. Ни о каком отъезде для нее ни шло и речи. Потому мама и сказала: «Давай поедем, простимся с Настюшей».
Мы поехали к ней на Остоженку. Она лежала в кровати, медицинская сестра за ней смотрела. Сидели, разговаривали, вспоминали что-то. Она в Сорренто, кстати, приезжала, когда мама и папа там жили. Так что было что вспомнить. А потом Настя вдруг обращается к маме: «Тимошенька, пойди на кухню, приготовь нам чайку». Мама, конечно же, тут же поднялась и пошла готовить чай.
А Настя подзывает меня, показывает ладонью, чтобы я присела к ней на кровать. И шепотом говорит: «Все-таки кто-то должен это знать». И рассказала мне, что маме сделал предложение Сталин, и она твердо ответила ему «нет».
«Будь рядом с мамой и следи, чтобы ей не было очень плохо. Потому что теперь может произойти все, что угодно».
Она быстро мне все это сказала, а когда мама вернулась с чаем, то мы сделали вид, что никакого разговора между нами не было. Я поправила Насте подушку и вернулась на свое место.
Мы еще не уехали в Ташкент, как Насти не стало, она умерла.
* * *
Военный Ташкент — это было удивительное место. Прекрасное.
Тетя Вера построила там дом по своему же чертежу, одноэтажный. И сделала две гостевые комнаты, очень удобные. Помню, окна были сделаны наверху, чтобы летом сохранять прохладу. Толстые стены очень были, и действительно летом, в самую жару, всегда было прохладно. Входишь в дом — и благодать.
Вообще, когда эвакуация началась, то нам в Чистополь предложили ехать, всех писателей туда отправляли. А мама как раз получила телеграмму от Верочки: «Приезжайте, мы вас ждем». И мы поехали.
Бабушка не захотела ехать, наотрез отказалась: «Я останусь на Малой Никитской, буду сторожить дедушкины вещи».
Потом, когда уже немцы подходили к Москве, музейные ценности стали упаковывать и бабушке тоже сказали, что она в любом случае должна уехать. Вещи Горького отправили в Куйбышев, а бабушка поехала к нам в Ташкент.
Когда об этом узнал Лахути — знаменитый поэт восточный, он бабушке отдал целиком свой дом.
В Ташкенте было много интересных людей. К нам приходила Анна Ахматова, я ее хорошо помню. Такая величественная, любила сидеть в кресле на балконе. Специально для нее его туда подавали, и она садилась, словно восходя на трон.
Рина Зеленая приходила, у меня даже снимки сохранились. С ней всегда было весело. Она была очень живая. Райкин в нашем доме бывал со своей женой. И даже как-то устраивал у нас вечер, показывал свои номера. Потрясающе имитировал, как ловит рыбу — никак не получалось ее, скользкую, схватить, она выскакивала, он за ней нырял, хватал, потом она вырывалась, и он снова влезал в воду. Очень было смешно.
Вообще, многие актеры с мамой дружили. У нее очень большой был круг знакомых.
* * *
Что происходит потом? Первым претендентом на руку мамы был директор института мировой литературы, академик Иван Луппол.
Он занимался дедушкиным архивом, мама ему помогала. В один из дней он предложил маме поехать с ним в Грузию. Мы уже понимали, что в Грузии они будут вместе и вернутся, как муж и жена. До этого Луппол у нас в доме не оставался, только приходил обедать.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
