Асият резко повернулась к ней и посмотрела с недоверием и ужасом.
– Не воспринимай мои слова как месть, – жестко проговорила Мадина. – Если захочешь, Айтек никогда не узнает правды.
Пока они шли к аулу, Мадина рассказала сестре все. Только сейчас Асият, наконец, увидела, что перед ней стоит женщина, много страдавшая, но не сломленная, хватающаяся за последнюю спасительную надежду. Вспомнила, как они, завернувшись в овчины, говорили по душам в кромешной тьме своей девичьей комнаты, как клялись не расставаться и не забывать друг друга. И отчаянно расплакалась на груди у сестры, внезапно ощутив раскаяние, жгучую любовь и не менее горячую обиду на несправедливость судьбы.
Глава VI
Как и следовало ожидать, Джахангир-ага принял Мадину – вероятно, подумал, что она пришла с вестями о состоянии Мансура. Командир янычар расположился в одном из лучших домов аула. Он сидел в красивой комнате, потолочные балки которой были украшены искусно вырезанными фигурками и цветами, а на чисто выбеленных стенах висели большие медные тарелки, вышитые золотом шелковые шали и разнообразное оружие.
– Зачем пришла? – Спросил Джахангир-ага и тут же добавил: – Сам хотел послать за тобой. Забыл отдать… Вот, возьми! – Он небрежно бросил на пол большой, туго набитый сафьяновый кошелек. – Пригодится… для Мансура.
Мадина посмотрела вниз, но не стала поднимать кошелек.
– Я пришла не за этим, эфенди. – Джахангир-ага усмехнулся.
– Помнишь наш язык?
– Мой сын тоже его знает.
Джахангир-ага разглядывал женщину. Черты ее лица стали тверже, взгляд – жестче, но она принадлежала к той редкой породе людей, которые сохраняют красоту до глубокой старости, сохраняют, не особо заботясь и задумываясь о ней. Подумать только: пятнадцать лет назад он сделал все для того, чтобы Мансур и черкешенка не встретились! Но человек надеется, а правит Аллах. И порой происходят чудеса: невозможное становится реальным, призрачное – осязаемым, несбыточное – неумолимым.
– Так зачем ты пришла? – Повторил свой вопрос командир янычар.
– Просить за черкеса по имени Айтек.
– Того, что убил Мансура?
– Мансур жив.
– Ты называешь это жизнью? Ты попросила его остаться не ради него самого – ради себя. Ты знала, что он тебе не откажет, ибо ты всегда была его – хотя и единственной – огромной и непростительной слабостью. Ты поступила жестоко. Мансур – воин, для него вдвойне тяжело жить калекой: тебе, презренной женщине, этого не понять. Если бы не ты, его душа отлетела бы в рай и успокоилась. Но ты предпочла, чтобы он продолжал мучиться здесь, на земле, возле тебя, и вручила его жизнь в руки дряхлой старухи! – И, не выдержав, воскликнул: – Я безумно рад тому, что в свое время преодолел искушение и не пытался тобой завладеть!
– Если бы не преодолели, боюсь, вы бы давно были на том свете, эфенди! – заметила Мадина и повторила: – Освободите Айтека. Он поступил согласно нашим горским обычаям. Я провела ночь с Мансуром, и Айтек, узнав об этом, решил отомстить. У него жена и дети, он им нужен. Пусть наказанием за содеянное станут муки совести, которые ему суждено испытать! Если вы убьете Айтека, снова вспыхнет война! Души черкесов горды, и сердца не прощают зла.
Джахангир-ага задумался. Войско и без того задержалось в горах. Если черкесы решатся напасть сейчас, когда вот-вот начнется сильный снегопад, янычарский корпус рискует не выбраться из этого гибельного места.
– Ладно, женщина. Иди, забирай своего черкеса. И подними кошелек! – Он повысил голос. – Я буду просить Аллаха, чтобы он поскорее забрал Мансура к себе и не заставлял мучиться.
Мадина бросила пронзительный взгляд на янычара, но Джахангир-ага остался невозмутим.
– Я прожил долгую жизнь, повидал много смертей и могу сказать: сложно судить, какая из них более справедлива и милосердна. – Он взял со стола свиток и протянул его женщине. – Возьми. Если Мансур выживет, и вы окажетесь в Стамбуле, передай это письмо в ведомство Великого визиря. Бумаги подписаны мною и двумя хакимами. Мансур был хорошим воином – надеюсь, ему назначат достойную пенсию.
Мадина взяла бумагу, подняла кошелек, поклонилась и вышла во двор. В этот момент из-за угла появился Айтек – не похожий на себя, уставший, с запавшими глазами, в которых затаилась обреченность. Мадина знала, что он не боялся и не боится смерти. Его мучило и страшило что-то другое.
Поравнявшись с женщиной, он произнес:
– Это ты?
Мадина поняла, что он имеет в виду.
– Да, я.
– Я не жалею о том, что сделал, и не собираюсь раскаиваться, – сказал Айтек. – Пусть бы меня казнили – мне все равно.
– Зато Асият не все равно. И мне, потому что я люблю свою сестру. Я сделала это только ради нее и ваших детей.
В этом ответе была месть Мадины: Айтек знал, что немногим раньше она пошла бы ради него и в огонь, и в воду. Но теперь ее сердце, все ее помыслы принадлежали Мансуру.
– Янычар жив? – Спросил Айтек.
– Я надеюсь, что он не умрет.
Навстречу Айтеку бежала Асият. Ее волосы растрепались на ветру, лицо пылало. Он крепко обнял ее, и они пошли домой.
Мадина смотрела им вслед со смешанным чувством сожаления и радости. Она как никогда ясно понимала: эта страница ее жизни безвозвратно перевернута.
Прежде чем вернуться в хижину Гюльджан, женщина решила зайти к матери. Когда Мадина шла по селению, она несколько раз поймала на себе гневные, почти угрожающие взгляды. Она привычно здоровалась со знакомыми, но ей не отвечали. Женщина будто очутилась в центре незримого враждебного круга.
Хафиза встретила дочь у ограды и быстро произнесла:
– Мне уже сообщили, что ты идешь сюда. Мадина, тебе лучше… уйти. Был сход стариков, и они решили не пускать тебя в аул. Скажи, что ты хочешь взять из дома, что тебе нужно, – я все принесу.
Мадина вздрогнула и провела рукой по лицу. Это был жестокий удар.
– А… Хайдар?
– О Хайдаре речи не было. Он твой сын и не отвечает за твои поступки.
– Это хорошо. Тогда я пришлю его к тебе. – И, помедлив, спросила: – Ты не осуждаешь меня, мама?
Хафиза обняла дочь и на мгновение прижала к себе.
– Кто способен осудить человеческое сердце? Я просто хочу, чтобы ты наконец-то стала счастливой, Мадина!
Молодая женщина сурово, усмехнулась.
– Завоевать счастье не так уж сложно, куда труднее его сохранить. Но я буду бороться!
С этими словами Мадина повернулась и пошла прочь, зная, что возвратится не скоро, если возвратится вообще.
Пока Мадина добиралась до хижины Гюльджан, начался снегопад.
