Пролог
1640 год, село Тисма, Валахия[1]
Илинка вышла из дома с ребенком на руках и остановилась, глядя на поблескивающий вдали Дунай, на пятна луговых цветов, напоминающие цветные озера, на солнечные блики, играющие с листвой высоких деревьев. Над гребнями гор поднимались густые облака и медленно таяли в прозрачном голубом небе.
Молодая женщина опустила сына на землю и улыбнулась. Адриану было чуть больше года, и он не так давно научился ходить. Пока мальчик неуклюже ковылял по двору, его мать сидела на куче жердей, из которых ее муж Георг собирался сделать новую ограду. Илинка следила за Адрианом, одновременно наблюдая за птицами, которые то и дело выпархивали из растущих рядом с домом кустарников. Кое-где в траве мелькали хрупкие лютики и нежные ромашки. Молодая женщина решила, что, когда сын станет старше, она поведет его на маковое поле, сплетет яркий венок и наденет на темную головку.
Такой венок подарил ей Георг три года назад. Когда Илинка встретила нежный и страстный взгляд юноши, в ее крови вспыхнул огонь. Она с гордостью украсила себя алыми цветами, и с тех пор они с Георгом не расставались. Сыграли свадьбу, а потом у них родился сын, дитя любви – их первенец Адриан.
Илинка посмотрела в чистое небо, в центре которого пылало золотое солнце. Георг вернется не скоро. Сейчас в Дунае хорошо ловится рыба, и мужчины дотемна провозятся с сетями. Молодая женщина представила, как будет чистить жирную, скользкую рыбу, чья чешуя похожа на серебряные монеты; потом вверх поднимется остро пахнущий дымок коптильни, а в котелке закипит вкусное варево. После ужина они с Георгом сядут на крыльцо, она опустит голову на плечо мужа, а рядом будет играть Адриан.
Мысли Илинки были такими же незатейливыми, простыми, как ее жизнь, ее счастье. Она радовалась, когда убирали сено, когда свозили в амбар урожай зерна, когда ягнились овцы, когда Георг надевал праздничную одежду и когда улыбался ее сын. Люди сетовали на то, что в последнее время жизнь стала тяжелее из-за усилившихся османских поборов, но что такое тяжелая жизнь, если твоя душа распахнута навстречу миру, а в сердце живет любовь?
Адриан споткнулся и упал в траву. Молодая женщина бросилась его поднимать и потому не сразу увидела мужа, который спешил навстречу и громко звал ее по имени.
Илинка выпрямилась и уставилась на него с изумлением и тревогой. Побледневшее лицо Георга было искажено отчаянием и страхом.
– Что делать?! – Он задыхался от быстрого бега. – Там османы, они едут сюда! Адриан! Куда его спрятать?!
Молодая женщина все поняла и крепко прижала к себе сына.
Это тоже была часть дани османам: раз в год они ездили по округе и забирали детей мужского пола от полутора до трех лет. Говорили, будто из мальчиков делают янычар[2]– безжалостных воинов без роду и племени, безраздельно преданных султану, верящих в Аллаха и видящих смысл жизни только в насилии и войне.
Илинка и прежде слышала истории о том, как турки врывались в дома ее соотечественников и творили беззаконие, но тогда она была слишком юной, чтобы осмыслить глубину, непоправимость и ужас горя, выпавшего на долю осиротевших родителей, из чьих рук вырвали детей и, перекинув их поперек седла, увезли в неизвестность.
Молодая женщина хотела убежать со двора, но турецкие всадники уже появились возле ограды. Тогда она бросилась в сарай. Георг схватил вилы и преградил путь незваным гостям. Его глаза бешено сверкали, грудь вздымалась от тяжелого дыхания, на руках вздулись вены.
– Вы не получите моего сына! Убирайтесь! Иначе я вас убью!
Возглавлявший отряд турок что-то резко произнес. Один из всадников въехал в ворота и хлестнул Георга плетью. Тот поднял вилы, но не успел ударить – его рубанули саблей, и молодой человек повалился на землю, обливаясь кровью.
Два турка спешились и пошли к сараю. Илинка сидела в темноте, забившись в самый дальний угол, и, казалось, боялась дышать. Когда османские воины выхватили из ее рук ребенка, она не закричала, а завыла, так отчаянно и жутко, как будто ее живьем зарывали в могилу.
Мальчик заплакал. Один из турков высоко поднял Адриана, окинул взглядом его крепкое тельце и одобрительно кивнул. Потом зашагал к воротам. Илинка с воплем выскочила следом за ним и замерла, увидев залитого кровью мертвого Георга. Она внезапно упала на землю, раскинув белые руки и разметав длинные каштановые косы, и лежала, такая же неподвижная и холодная, как ее убитый супруг.
Османы подошли и заглянули ей в лицо. Синие глаза Илинки были широко распахнуты и смотрели в огромное небо застывшим, ничего не выражающим взглядом. Хотя на теле молодой женщины не было ни одной раны, она была мертва – она умерла в тот миг, когда поняла, что у нее отняли сына, убили мужа и ей незачем больше жить.
