class="p1">К л а р а. Нет!
Е л а м а н. Не думал я, что само зло привел к себе в дом.
Б и б и. Нет, нет…
Е л а м а н. Меня предостерегали, уговаривали, надо мной смеялись, а я на старости лет поддался, видите ли, влечению… влечению сердца, черт бы меня взял, старого осла…
К л а р а. Если в тебе осталась хоть крошечка чувства, хоть капелька любви…
Е л а м а н. А ты понимаешь, что такое любовь? Ты думаешь, это каменная глыба, которая будет лежать вечно? Нет, любовь — это сама жизнь, как и человек, в котором она живет. Это роза, которую можно растить, а можно и сорвать, бросить под колеса, уничтожить. И ты сорвала эту розу. Ты нанесла юности Акгюль такую рану, которая, может быть, никогда не заживет. (Вдруг, сжав кулаки, поднимает их над Кларой.) Тебя мало убить!
А к г ю л ь (с верхней площадки). Не трогай ее, отец! Не смей ее трогать! (Сбегает вниз и загораживает Клару.) Она это сделала из любви к тебе, боясь тебя потерять. А это я довела ее до исступления, до отчаяния, до мести. Но я теперь не жалею. Я даже благодарна ей, что она сказала мне правду. Пусть сгоряча, случайно, в бешенстве, ничего не поняв, ничего не обдумав, но я благодарна ей, что она открыла мне глаза на мою самонадеянность, на мою наглую беспечность, на мнимое мое превосходство. Как будто все так и все это мне полагается неизвестно за что. О, как я о себе воображала! Папочка, поверь мне, я стану умней, честное слово, умней, тише и проще. Ты не разлюбишь меня, папа? Люби меня и… Клару. Я так хочу тебе счастья. А мы уж как-нибудь поместимся с ней у тебя в сердце.
К л а р а. И не будем толкаться. Еламанчик, можно мне так называть тебя? Поверь и мне. Биби говорит, что еще не поздно. Я буду учиться и работать, я пойду служить…
Б и б и. Клара подумывает о радио или телевидении…
К л а р а. Да, да! Но кто меня туда устроит?
Б а з а р. Как кто? Конечно, Аннабаев Берды.
Все невольно рассмеялись. Еламан отворачивает лицо, скрывая не то слезы, не то улыбку.
К л а р а (тихо). Акгюль-джан, ты будешь теперь звать меня мамой?
А к г ю л ь (смеется). Ну, какая ты «мама»! Теперь мы с тобой подружки… И уж такие подружки — водой не разольешь. (Обнимает ее, и обе плачут.)
Б а з а р (стучит ножом по стакану). Стоп! Довольно плакать. Весь дом зальете. Ведер не хватит. Все за стол. Я еще не снял с себя полномочий председателя. Заседание продолжается.
А й п е р и. Все чудишь. Все чудишь. Ох, старик! И когда угомонишься?
Б а з а р. Почем знать, женушка. Может быть, теперь уж и скоро. Смотри только, и ты у меня не заплачь. Итак, внимание. Пока не вся еще посуда разбита и мы еще не промокли до костей, прошу наполнить бокалы, стаканы, рюмки, кто куда может и чем хочет. И выпьем. За что? Мы, оказывается, «чертово племя», потому я, как самый старший черт, предлагаю выпить за нашу жизнь — не только за прошлое и настоящее, но и за будущее. Пусть тогда нас рассудят потомки.
А й п е р и. А где они? Потомки-то эти?
Б а з а р. Будут!!
В открытых дверях появляется грациозная большеглазая д е в у ш к а в национальном туркменском костюме. Она очень смущена и боится войти в комнату.
Д е в у ш к а. Я звонила по телефону. Никто не ответил… Мне стало так тревожно… И я подумала… Сама не знаю, что подумала… И вот, прибежала… Извините.
Н а з а р (вскакивая). Гюльнара! (Подбегает к ней, обнимает и прижимает к себе.)
В с е. Гюльнара пришла! Гюльнара!
Б а з а р (к Айпери). Что я сказал, старушка? Будут потомки. И да здравствует «чертово племя»! (Залпом осушает бокал и вдребезги разбивает его об пол.)
З а н а в е с.
1967
Перевод А. Файко.
ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ
Драма в четырех действиях, десяти картинах
Действующие лица
Ч а р ы - а г а — крестьянин-бедняк, 50 лет.
Б е г е н ч — его сын, 26 лет.
П а л ь в а н - а г а — крестьянин-середняк, 55 лет.
С а х р а — его дочь, 18 лет.
М я л и к М е р г е н — председатель колхоза.
К а н д ы м — комсомолец.
С л е п о й б а х ш и.
К о р о т к и й.
Д л и н н ы й.
А т а м у р т.
Х р о м а я с т а р у х а.
К ю й к и б а й.
Ч е р к е з — его сын.
Б а с м а ч - м у л л а.
А н н а г у л ь — комсомолка, 20 лет.
К о з л о в — начальник милиции.
С а п а р.
Н е з н а к о м е ц.
К у л а к.
С е р е д н я к.
К о м с о м о л ь ц ы, к о л х о з н и к и, б а с м а ч и.
Действие происходит весной 1930 года в Туркмении.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Окраина аула. У дороги несколько тутовых деревьев. В стороне блестит речка, а за нею виднеется купол мавзолея Солтана Санджара[2]. Слышится песня, она как бы сливается с четкой командой: «Раз-два!» Это идут сельские комсомольцы.
Мы идем через грозные годы,
Мы идем по нелегкой земле.
Незакатное солнце свободы
Нам навек засияло во мгле.
И песня, как птица, стремится в полет.
Смелее вперед, комсомольский народ![3]
На сцене появляется С а х р а. Ей совсем недавно исполнилось восемнадцать лет. Она одета в длинное платье из красной кетени, две толстые косы лежат на груди. К платью приколота гульяка — большая круглая брошь из серебра с мелкими камушками. На голове — тюбетейка с висячими украшениями и помпоном.
Сахра набирает из арыка воду в большой кувшин и прислушивается. А песня звучит все явственнее. И вот мимо девушки строем проходят комсомольцы. Сахра, оставив кувшин, невольно тянется вслед за отрядом.
Крепко держим судьбу поколений
Мы в натруженных наших руках.
И шагает с улыбкою Ленин
В наших строгих и стройных рядах.
И песня, как птица, стремится в полет.
Смелее вперед, комсомольский народ!
Пока сцена пуста, появляется Б е г е н ч в форме красноармейца с рюкзаком в руках. Он смотрит на сверкающий на солнце купол мавзолея и радостно говорит.
Б е г е н ч. Здравствуй, родной аул! Здравствуйте, пески, деревья, мостик, ветер! Нет для меня уголка прекраснее!
Взгляд Бегенча падает на оставленный Сахрой кувшин.
Вот так находка! Чей это кувшин? Наверное, его оставила рассеянная красавица и побежала на свидание к возлюбленному. Но вот и она сама! Какое грустное лицо! (Узнает Сахру.) Сахра?! Ну да, конечно. Сахра! Красавица, не дашь ли напиться?
Сахра в смущении, не глядя на прохожего, протягивает ему кувшин с водой. Бегенч шумно пьет, потом возвращает посудину девушке.
Б е г е н ч. Будь счастлива. Мой армейский товарищ просил передать привет одной девушке из вашего аула…
Сахра подымает голову, пристально смотрит на Бегенча. Тот снимает красноармейскую фуражку. Узнав Бегенча, Сахра от неожиданности роняет кувшин. Вода льется ей
