и он хмурится, глядя на меня. — Ну, скажи какие-то слова, или что там у вас, ведьм, принято.
— Я не ведьма, — говорю я, все меньше уверенная в том, что это правда.
— Не мешай ей! — говорит Клем. — Если не можешь открыть сам, так и помалкивай.
— Я думаю, что он открывается только через заклинание, которое может знать только один человек. Странно, что твоя мать не оставила тебе ничего.
— Пожалуйста, не могли бы вы все выйти? — обрываю я их разговор, чувствуя, что мне необходимо остаться одной. Мне кажется, что если прислушаться, то можно услышать, что от сундука идет какой-то звук. Словно кто-то что-то пытается сказать, или напеть, надо только прислушаться… Надо понять…
Смотрю поочередно в глаза Блэйку, Клем и Клоду.
— Пойдем отсюда, — наконец, говорит Клем и выталкивает всех наружу, оставляя меня наедине с сундуком и волком, лежащим возле камина и не отводящим от меня своих желтых глаз.
На какое-то мгновение мне кажется, что он знает, как его открыть и сообщил бы мне, если бы умел говорить. Но конечно же, я понимаю, что это чувство обманчиво.
В тишине я слышу, как вибрация, исходящая от сундука и передающаяся мне в руки, постепенно начинает обретать осязаемый смысл. Свечи разгораются все ярче, становясь настолько яркими, что мне приходится закрыть глаза.
Теперь, даже если бы я и хотела, я бы не смогла оторвать руки от сундука, они словно врастают в его гладкую угольно черную деревянную поверхность, заставляя меня открыть глаза и то, что я вижу ошеломляет меня.
Четырехлистник, изображенный на крышке, постепенно начинает разрастаться, опутывая весь сундук целиком растительными побегами. Зелень стремительно обвивает мои руки, покрывает весь пол, заполняя яркой сочной растительностью стены и потолок низкой комнаты.
И вдруг все словно бы схлопывается.
А в следующее мгновение на меня обрушивается целая лавина новых ощущений. Я чувствую запах свежего леса, чувствую лучи теплого солнца, танцующие на моем лице, ощущаю легкий летний ветер, играющий моими волосами. Длинными золотыми волосами, такими, какими они были прежде.
— Что это такое? — благоговейным шепотом спрашиваю я, глядя по сторонам.
51
Здесь нет ни дома, ни сундука, ни свечей и камина. Здесь нет ни реки, ни берега, есть только теплый лес, пронизанный лучами солнца, пением птиц и бесконечным торжеством жизни.
Я замечаю, что по щекам моим катятся слезы, но это не слезы горя, это слезы радости. Впервые за очень долгое время я чувствую себя дома, чувствую себя так, как не чувствовала, кажется, никогда в жизни.
Я ступаю босыми ногами по мягкому мху и смотрю по сторонам, впитывая в себя все, что окружает меня, словно жаждущий в пустыне, нашедший, наконец, источник с чистейшей водой.
Я выхожу из леса и вижу луг залитый солнцем. Ослепительно синее небо с серебром облаков, заставляют меня задержать дыхание от восторга.
Я иду вперед вдыхая невероятно чистый воздух полной грудью, чувствуя, как счастье переполняет меня и с удивлением отмечаю, что слышу собственный смех, словно бы со стороны.
Провожу руками по пряным сочным травам и иду вперед, вдыхая пьянящий воздух, наполненный восторгом тихого летнего дня и щурюсь от ласкового утреннего солнца.
От взгляда наверх, в бесконечное синее небо голова начинает кружиться, это небо словно забирает всю боль, которую я копила в себе так долго, она растворяется в небесном океане без остатка и следа, оставляя в моей душе только счастье и покой.
Я иду к тропе, которая карабкается вверх, опоясывая невысокий холм, на котором стоит дом, очень похожий на дом моей матери.
Похожий, но все же совсем другой. Это я понимаю, подойдя к нему ближе. Он гораздо выше, и сделан словно бы из белоснежного дерева, которое не почернело от времени и навсегда осталось свежим и живым.
Я поднимаюсь по высокой лестнице, касаясь резных перил пальцами, чувствуя их рельеф, чувствуя тепло, исходящее изнутри дерева, словно оно живое.
Толкаю дверь, и вхожу в ярко освещенную солнцем комнату. Мои босые ноги касаются мягкого ковра лежащего на полу, и я прохожу вперед, словно это место знакомо мне, хотя я точно знаю, что никогда в жизни его не видела.
И вдруг я замечаю ее. Молодая женщина с густыми темнмными волосами, стоит у окна, глядя в даль. Услышав мои шаги, она устремляет взгля своих пронзительных голубых глаз на меня, буквально приковывая меня к месту. Она так красива, что у меня перехватывает дыхание.
— Простите, — говорю я смущенно, — я не хотела вторгаться, но…
— Все хорошо, Элис, — говорит она и улыбается. — я рада, что ты наконец пришла. Я ждала тебя гораздо раньше… Думала, что ты уже не явишься никогда.
— Что это за место? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
— Так ли это важно? Тебе нужно знать, где оно находится? Или, быть может, когда оно существует? А возможно, ты хочешь знать, кому это место принадлежит?
— Я не понимаю, как я здесь оказалась… Я была в старом доме и пыталась открыть сундук…
— Все правильно, — кивает женщина.
— А потом я оказалась здесь. Я умерла?
В ответ на этот вопрос я слышу ее легкий смех, который звучит, словно тончайшая музыка.
— Умерла? Нет. Твоей жизни еще не суждено оборваться, Элис. Это место создала я. Создала потому, что мне нужно было сохранить наследие твоей матери. Это место, в некотором роде, часть ее души, воплощенной в виде того, что было этой душе ближе всего. Та самая часть души, которой она пожертвовала ради тебя и я сберегла ее, как и обещала.
— Сберегла ради меня?
Я смутно вспоминаю слова матери, которые она говорила перед смертью. Слова, которые казались мне бредом больного человека и теперь они обретают новый смысл.
— Ты была ее наградой за жертву. А теперь, я должна вернуть жертву твоей матери обратно. Если ты примешь ее.
— Кто ты? — спрашиваю я, чувствуя, как по спине моей пробегают мурашки. Глядя в эти бездонные голубые глаза я словно падаю в то самое небо… Она словно знает каждую мою мысль и каждое мельчайшее движение моей души, она словно спокойная стихия, в которой сокрыта и погибель и обещание новой жизни.
— Все, что я бы могла сказать тебе, тут же станет ложью, стоит мне облечь ответ в слова твоего языка. Так что я отвечу тебе, но ответ мой будет безмолвным, и ты сможешь услышать его, лишь когда покинешь это место.
— Здесь так хорошо…
— Потому что здесь только любовь, Элис. Только любовь и нежность твоей
