зажмурилась. Сильно-сильно.
А потом отвернулась и хотела уйти, но он обхватил мою руку и, обняв за талию, привлек назад к себе.
— Милара… — у меня перехватило дыхание, и я прошептала: — Умерла…
Зачем я это сказала? Валентайн — последний, кому стоит плакаться о своих чувствах. Он же не понимает их. Не удивлюсь, если сейчас он скажет: «Ну и что?».
Но произошло нечто невероятное.
Я вдруг оказалась у него на руках. Его рука бережно держала меня за плечи, понукая прислониться к его груди, что я и сделала.
Он чуть опустил голову, посмотрел на меня, пока я из последних сил сражалась с собой, чтобы не разреветься, и оставил нежный поцелуй на моей макушке.
Со мной на руках он проскользнул назад в комнату и, все также не отпуская меня, лег на кровать, отчего получилось, что я находилась в колыбели из его рук.
Я немигающим взором смотрела на пуговицу его мантии.
— Эй. Все хорошо, — он погладил меня по голове. — Ты не одна.
Так. Насколько я понимаю, ты хотел получить растекающуюся массу слез, соплей и всего такого прочего? Ну что ж, я держалась, как могла, но твои слова…
Вся моя оборона рухнула.
Я закрыла глаза, сжалась насколько смогла и расплакалась.
Мне совершенно не хотелось, чтобы он видел меня в такой момент. Но то, как он прижал мою голову к своей груди, то, как его руки гладили мои волосы и лицо, определенно помогало.
В какой-то момент слезы кончились. И я просто затихла, оставаясь неподвижной. Валентайн ничего не говорил, и я бы сказала ему за это большое спасибо, если бы не чувствовала себя настолько опустошенной.
Исключая ту тетеньку в переулке, в сознательном возрасте я не встречалась со смертью. Не знаю, наверное, меня расстраивал ни столько смерть Милары, сколько сам факт смерти человека, который чуть ближе, чем просто встречались пару раз. Но еще вернее, что оба эти предположения верны, и они наслоились друг на друга.
Валентайн снова погладил меня по волосам.
И я немного подняла голову, чтобы видеть его лицо.
— Что? — спросил он, глядя прямо мне в глаза своими ярко-зелеными с вертикальными зрачками.
— Ничего, — тихо прошептала я.
— Ты как?
Я не стала отвечать. Что я могла сказать?
— Полежи здесь, а я схожу и возьму тебе чего-нибудь перекусить.
— Не хочу.
— Надо.
— И когда ты стал таким заботливым? — вздохнула я, утыкаясь лицом в подушку.
— Без понятия, — проговорил он, а через некоторое время я услышала, как тихо закрылась дверь.
Едва он ушел, как слезы снова подкатили к глазам, и я снова почувствовала себя ужасно одинокой. Чтобы хоть немного почувствовать себя лучше, я свернулась калачиком и закрыла глаза, позволяя себе побыть слабой и разбитой.
Когда я открыла глаза, в комнате было уже темно. Лишь свет свечей, горящих над камином, слабо освещал помещение.
Валентайн лежал рядом со мной на боку и пристально меня разглядывал.
— Тебе лучше?
Было ровно до того момента, как ты спросил, и ровно до момента, пока не вспомнила, что вообще тут делаю.
— Знаешь, а она ведь была берегиней, — проговорила я.
— Знаю.
— И что ты собираешься делать?
— Сегодня мы возьмем орудие, я свяжусь с братом, и завтра вечером ты под охраной вместе с орудием покинешь академию до момента, пока убийца не будет найден.
Я моргнула.
— Ты хочешь отослать меня?
— Я хочу спасти твою жизнь, которая здесь находится в опасности.
— Никто не знает, что я — берегиня.
— Многие уже догадываются, Кэм. Никто точно не утверждал, что Милара — берегиня, однако ее убили. Твоя жизнь — в опасности.
— Как будто тебе есть до нее дело, — вздохнула я, переворачиваясь на спину.
Он навис надо мной, впиваясь взглядом.
— Представь себе, есть.
— Ах да. Вряд ли ты сможешь найти себе вторую пару и родить своих драконят.
Валентайн усмехнулся.
— Серьезно? Думаешь, мне есть дело до продолжения рода? Я — не наследный принц, если у меня не будет детей, все только обрадуются. Для меня это не имеет значения.
— Тогда еще лучше! Смотри, какая прелесть — меня убьют, и ты до конца своих дней сможешь наслаждаться холостяцкой разгульной жизнью, совершенно не опасаясь того, что какая-то наглая девица вдруг окажется твоей парой.
— Еще оно слово, и я всуну тебе в рот кляп. Еще раз повторяю. Я не хочу, чтобы ты умирала.
— И зачем же тебе я?
Эта фраза получилась особенно уязвимой. И мне тут же захотелось поймать ее засунуть обратно.
— Не знаю, Кэмрин. Честно, не знаю. Но нужна.
Я закрыла глаза. Не могу понять, рада я или опечалена его ответом. А потом я ощутила, как он прижался своими губами к моим и чуть прикусил верхнюю губу.
— В любом случае, — проговорила я, отстраняясь. — Ничего не меняется. Я не буду с тобой спать, пока не решу, что готова простить тебе все те бессонный ночи, когда меня мучила боль от брачных меток.
— Я же ничего не делаю, — усмехнулся он. — Просто целую.
— Все равно…
— Ладно, — сказал он, садясь. — Тогда если ты немного пришла в себя… Как насеет того, чтобы найти орудие Севианы?
Глава 21
Узкий проем лестницы, в котором пахло сыростью и пылью, наводил ужас. С каждым шагом, пока мы спускались все ниже и ниже, дышать становилось все труднее, волнение подкатывало к горлу и заставляло руки и ноги слабеть.
В какой-то момент я просто взяла Валентайна за руку. Мне так было спокойнее. Он ничего не сказал по этому поводу, лишь пожал мою ладонь.
Наконец, моя нога спустилась с последней ступени. Светящийся шарик, который наколдовал Валентайн, едва-едва мог осветить наступающую со всех сторон темноту. Здесь было совершенно неуютно. От слова абсолютно.
— Куда нам? — едва слышно спросил Валентайн.
— Сейчас…
Я достала из сумки гримуар и открыла его на закладке. Пока я пыталась найти нужную строчку. Невдалеке послышался шорох.
— Грорд! — тихо выругался Валентайн и дернув меня за руку потянул к стене, при этом погасив шарик.
— Ты чего? — тихо спросила я, на секунду страх сковал все мое тело.
Я ощущала его горячее дыхание на моей щеке, и когда он склонился ближе к уху, меня обдало горячей волной.
— Здесь охранники ректора.
— Разве ты не можешь их просто упокоить или разбить? — спросила я, ощущая дурманящий разум запах его тела.
— Нет. Они служат маячком. Если до них кто-то дотронется, ректор — узнает. Если они кого-то увидят — ректор узнает. Если мы их упокоем — она тем
