повидавший, рассказывал мне, что угри иногда встают на хвост и таким образом под покровом ночи перемещаются между источниками, порой на длинные расстояния. Наткнуться на них в ночной тьме было бы не очень приятно.
В Сюдюрсвейте считали, что существует три вида угрей – тресковые, змеевидные и электрические. Тресковые угри были не такими гадкими, как остальные. Змеевидные угри жили под землей и, выползая из нее, могли обвиться вокруг твоей ноги – например, когда ты ходишь по болоту. Понятно поэтому, что они были крайне отвратительны. Электрические угри, как и молнии, содержали электричество и могли убить человека, ударив его током в ногу. Ходили слухи, будто как-то раз такой угорь убил человека, переходившего вброд Лагуну в Хестгерди, и тот упал замертво. Но в юные годы я был настолько невосприимчив к смертельным опасностям, что это ужасное происшествие никоим образом не заставило меня поверить, будто в Лагуне Брейдабольсстадюра тоже могли водиться электрические угри.
Однако после того, как я начал косить траву на лугах Стоура-Гюль или Литла-Гюль – их жители Хали использовали для сенокоса, ежегодно чередуя – я с опаской приближался к источникам, зная, что в них водятся угри, и старался в них не наступать. Когда мне приходилось переходить через ручьи, я всегда искал возможность их перепрыгнуть. Если же таковой не было, я, набравшись духу словно берсерк, перебегал водную преграду, будто птица в полете, издавая какой-нибудь древний боевой клич, например: «Быстро же я тебя перебежал, чертова ты дрянь!»
Над дорогой возвышались прорезанные лощинами холмы, которые образовались в результате оползней, веками сходивших с гор во время дождей. Некоторые холмы были очень древними, заросшими травой, – их облик ничем не напоминал об оползнях. Другие были помоложе, покрытые только мхом. Некоторые оползни были совсем молодыми, на них вообще не было никакой растительности.
В этих местах все имело свои названия, которые пробуждали мысли и чувства. За каждым таилась какая-то история, чаще всего давно забытая. Эти имена вызывали одинаковый интерес и когда ты начинал о них думать, и когда заканчивал, не получив ответа.
Например, красивая полянка, достигавшая подножия горы, носила имя Гвёндар-Торва (Полянка Гвёндюра). Я часто размышлял об этом названии. Кто был этот Гвёндюр и почему полянку назвали в его честь? Наверняка за этим стоит какая-то история. Но ее никто не знал – тот Гвёндюр теперь совершенно забыт, лишь его имя осталось жить в названии.
К востоку и вниз от Гвёндар-Торвы на склоне горы была поросшая травой теплая лощина Боргар-Кваммюр (Лощина Овчарни). Она получила свое имя от круглого загона, построенного неизвестно когда на ее западной оконечности чуть выше дороги. Я часто там останавливался, если в этом месте пролегал мой путь, рассматривал покинутую овчарню, долго о ней размышляя. Мне она казалась сооружением, имевшим мужской характер, хотя и подряхлевшим, начавшим разваливаться. Из стен овчарни уже выпало несколько камней, бесцельно лежавших в траве, которой обросли развалины. Кто поставил эти камни? Как звали этих людей? Когда они жили? Как выглядели? О чем беседовали во время постройки загона? Может, о каких-то важных жизненных истинах, которые теперь забыты? Возможно, они знали смысл жизни, который сейчас утерян. Или, вероятно, они разговаривали о падеже овец в Сюдюрсвейте из-за голода весной, либо о том, каков летом будет сенокос? Я пытался выведать это, наблюдая, как камни лежали в стенах: были ли эти каменщики умными людьми и как они могли мыслить? Понять это было трудно, хотя я сразу догадался, что речь шла о толковых строителях. И я часто спрашивал у камней: «Где эти люди сейчас?» Это была главная загадка жизни в Сюдюрсвейте.
Я нередко размышлял о несчастных овцах, слонявшихся по этим открытым развалинам в метели и зимние морозы, чаще всего изнывая от сильного голода. Стены овчарни наверняка помнят множество таких страданий. Людям тогда было невдомек, что зимой овец нужно было содержать в закрытых помещениях. Глупость, укоренившаяся в головах и сердцах исландцев, была огромной. А сочувствие к безмолвным существам – малым.
Я порой останавливался у камня, стоявшего у дороги чуть пониже с восточной стороны развалин загона. Это был достаточно старый валун, повидавший не одно поколение людей, которые проезжали по этому пути. Более ста лет назад, когда поэт Торстейдн Мастеровитый рос на Герди, у того валуна было достопочтенное имя – Хайгюр (Медляк). Иногда на него залезали люди, чтобы сесть на лошадь. Но в наши дни валун никто не использовал, и его имя хранилось в памяти лишь самых пожилых хуторян. Как-то с горы сошел оползень, окружив валун со всех сторон, из-за чего тот уменьшился в размерах.
Восточнее Боргар-Кваммюра был холм под названием Хамар. Если кто-то ехал мимо горы с востока, из Хали он прежде всего был виден у Хамара, а ехавшие в противоположном направлении исчезали из виду к востоку от холма – тогда создавалось впечатление, что эти люди переставали существовать.
Было любопытно следить, как кто-нибудь поднимался вверх к Хамару. Мы, дети, стояли на улице и наблюдали за ним: «Кто это может быть на подходе? И куда он направляется?» Мы бежали домой и говорили: «Кто-то едет к Хамару!»
После этого мы тут же выбегали обратно и продолжали следить за путешественником. Вот он съезжает с Хамара и исчезает в Боргар-Кваммюре. Теперь подъезжает к осыпи Боргар-Скрида. А сейчас быстро скачет между нею и другой осыпью Гердис-Скрида. Кто же это? У кого конь такой масти? Вот всадник проезжает мимо Гердис-Скриды. Едет ли он на запад? Будет интересно посмотреть. Нет, он переезжает ручей Вёд. А теперь путник явно направляется на один из хуторов Брейдабольсстадюра. Но на какой именно? Вот он пересекает Восточный ручей. Ага, путешественник едет не в Герди – значит, либо в Хали, либо в Брейдабольсстадюр. Было бы досадно, если он, проехав мимо трех хуторов, не заедет в Хали – ведь на его пути остались только наше местечко и Брейдабольсстадюр. Путник явно собирается не в Эйр. Он может проехать по дорожке наверх из Гломпы. Что он сейчас и сделал. Я весь в напряжении. Раз, два, три, четыре, пять и… – проклятье! – всадник спускается с Гломпы и несется галопом на своей проклятой кобыленке, словно демонстрируя Хали свое презрение, а затем направляется по тропе Мессюгётюр вниз к Брейдабольсстадюру. Меня постигало страшное разочарование. Все представлялось в черном цвете, если ты пропускал гостя – тогда остаток дня я испытывал ненависть к тому хутору, куда посетитель заворачивал.
К востоку от Хамара простиралась лощина Ревастейнс-Кваммюр (Лощина Песцового Камня). Она
