была.
Элоиза прижалась ко мне.
— Ты натощак?
— Да.
— Мы подождём тебя здесь, хорошо? Мы будем рядом, когда ты проснёшься. Не беспокойся, доктор Пажес — отличный гинеколог.
— Да, да…
Я поцеловала её и хлопнула по ягодицам. Её глаза, казалось, вот-вот выкатятся.
— Если со мной что-нибудь случится, скажи Эрванну, что я люблю его. И что я жульничаю в на-столки, чтобы он выиграл.
— Обещаю. Я даже почти сожалею, что с тобой ничего не случится. Когда ещё представится возможность выдать такую фразу. До скорого, королева драмы!
Мы с мамой уселись на пластиковые стулья в зале ожидания. Элоиза исчезла в сопровождении медсестры.
Снаружи набухали первые застенчивые почки на деревьях. Была где-то середина марта. Дышать стало легче.
— Спасибо, мама.
— За что?
— За Элоизу.
Она схватила журнал, на обложке которого улыбалась девушка, обнажая слишком белые зубы. Мама открыла журнал и пролистала не глядя.
— Ты не хочешь куда-нибудь съездить на весенние каникулы?
— Только вдвоём?
— Втроём. С Изидором. Я на больничном, но поездкам ничего не мешает. Недалеко от Фонтенбло, я видела, сдаётся домик в какой-то глуши, забыла название… Арион, кажется. Мы могли бы там провести пять-шесть дней. Ты позанимаешься в тишине. — Она отложила журнал.
На белых стенах зала ожидания, который, конечно, был переполнен роем беременных женщин, висели сельские пейзажи.
Я взяла первый попавшийся журнал.
«Как правильно целоваться и оживить отношения с помощью секса».
О, это точно для меня.
— Я бы хотела пригласить к нам Виктора и Джамаля в субботу, ты не против?
— В гостиной стоит моя кровать, что значит, вам придётся запереться в твоей комнате. Это ничего?
— Нет, всё равно. Единственное условие — закажем пиццу.
— Ну это мы можем устроить.
Мама кивнула.
Я никогда никого не приглашала, кроме Элоизы. Я рассказывала маме о Викторе в своих письмах. Мы понемногу возвращаемся к реальности. Любуясь плоскими грудями и лицами без морщин, я пролистала журнал.
— А каникулы втроём в лесу с Изидором — это отличная идея.
Мы сходили за сэндвичами и шоколадными булочками, а потом вышла Элоиза. Вид у неё был нездоровый и бледный, но всё прошло хорошо.
Сегодня она останется у нас ночевать: я устроила послеоперационную пижамную вечеринку. Мы несколько часов пробыли с Элоизой в палате, а потом втроём отправились домой.
Подниматься по лестнице было трудно, но мы справились.
Едва войдя в квартиру, Элоиза рухнула на мою кровать и вздохнула с облегчением. Мы с мамой приготовили ужин и разбудили Элоизу, чтобы поесть.
— Простите, — пробормотала она.
— Горячие бутерброды с сыром?
— Верх счастья.
— Ты рассказала Джамалю и Виктору?
— О чём?
— Обо мне!
Я откинулась на подушку. Мы в ночнушках лежали на моей кровати. Приготовленный для Элоизы матрас валялся на полу, накрытый одеялом с изображением чаек. На нём калачиком свернулся Изидор.
Нам снова было по десять лет.
Эй, «мисс Вселенная», мир не вертится вокруг твоего пупка! Будешь мороженое?
— Но из-за меня ты теперь реже с ними видишься. Давай сюда всё ведро.
— Я вижусь с ними реже, потому что сама так решила. Не беспокойся, они придут в гости в субботу.
— Отлично! А когда ты признаешься в чувствах небритому красавчику?
— Никогда. Там всё умерло. Сдохло. Покрылось плесенью.
— Ты уверена?
— Да.
— А я вот заметила, что он чаще на тебя смотрит.
— Это из-за гормонов, они тебе в голову ударили.
Элоиза сжала ложку, которая размером больше походила на ковш экскаватора.
— Кстати о гормонах. Всё хорошо? Тебе больно?
— Не очень.
— Как ты себя чувствуешь?
— Твоя мама просто супер.
Я кивнула.
Элоиза залезла в ведро с мороженым с головой.
— Ты рассказала Эрванну?
— Нет.
— Почему?
— Струсила. Боялась, он не поймёт. Или заставит сохранить ребёнка.
Я заметила слёзную аномалию, навернувшуюся на её глаза.
— Я видела, как бьётся его крошечное сердце. Бум-бум, бум-бум, бум-бум. Конечно, восемь недель — это немного, но…
Я вскочила и прижала её к себе. Всхлипывания Элоизы разбудили Изидора: он приподнял голову над лапами.
— Ты устала, моя снежная козочка, давай, укладывайся, я почитаю полчасика, хорошо?
Элоиза стекла на свой матрас, я протянула ей платок. Она вытерла слёзы, и я чмокнула её в нос.
— Ну всё, я выключаю свет, оставлю только лампу у кровати.
Она завернулась в одеяло, как мумия. Её голос приглушало толстое одеяло.
— Дебо?
— Что?
— Спасибо. За всё, за маму, за то, что была рядом, что помогла, короче… Спасибо.
— Это тебе спасибо. Я узнала о маме вещи, о которых она никогда не говорила.
— Да, но…
— Замолчи и спи.
— Хорошо.
Две секунды спустя она ровно дышала.
Я вслушивалась в ночь.
Я дома, рядом с живой мамой, лучшей подругой, которой стало легче, с позорным псом, которого люблю несмотря ни на что.
Мир прекрасен.
Глава двадцать четвертая
На дворе у Деборы ещё не май месяц
Вечер в компании Виктора и Джамаля прошёл хорошо: мы смотрели фильмы на компьютере, прижавшись друг к другу втроём на кровати. Джамаль устроил так, что Виктор оказался между нами, поэтому моё тело непрерывно вибрировало полтора часа. Сюжет фильма совсем не запомнился.
Я уловила только какую-то волшебную неразбериху, тепло и запах Виктора и опьянение от его близости.
Закончили мы ведром мороженого. С одной ложкой на троих.
Иногда я прижималась крепче, двигалась, и мне даже казалось, что Виктор делает то же самое. Дело тут, конечно, о моём воображении, но как-то всё равно. На полтора часа он был только мой.
Теперь можно и умереть спокойно.
Закрывшись в своей бывшей комнате, мама не показывалась на глаза. Меня мучило любопытство, я металась между верностью своему слову и ненасытным желанием узнать. Я боролась, но всё же: чем она там занимается?. В приступе бешеного оптимизма я даже поискала в интернете, сколько стоит телескоп. Через окно я могла бы подсмотреть…
Мама принесла пиццу нам в комнату.
Она почти не взглянула на Виктора.
И никаких комментариев после.
Даже не знаю, что думать.
Каникулы приближались на всех парусах. Мрачнея с каждым днём, Виктор готовился к поездке в Лондон в компании Адель.
Джамаль проведёт две недели с Тео в Куршевеле. Я вышла от него, когда тот метался в шмоточной панике («Мне надеть красные или жёлтые штаны?»). Взвинчен он был не на шутку.
Элоиза поедет с родителями на Тенерифе. И даже возьмёт с собой конспекты: она чётко дала понять, что решила сохранить лицо.
— Я во всём призналась Эрванну, — прошептала она мне на ухо в пятницу вечером, в последний день занятий.
— И?
