чем ты, я отношусь к ней лучше, чем ты, и можешь быть чертовски уверен, что я трахаю ее лучше.
По вестибюлю пронесся коллективный вздох. Я представил, как женщины хватаются за жемчуг, но не отрывал глаз от разъяренного лица Нила. Когда шок прошел, он занес правую руку назад и сделал самый очевидный, неопытный замах на меня, который вы когда-либо видели. С таким же успехом он мог объявить, что собирается ударить меня, и предупредить, чтобы я увернулся.
Я легко заблокировал удар и, не успев остановиться, нанес ему удар правым кулаком в нос. Удар отбросил его назад на задницу, и он сидел, оглушенный. Из его ноздри текла струйка крови. Он осторожно поднял руку и потрогал верхнюю губу, затем посмотрел на свой палец. — У меня кровь! — закричал он в панике, как кто-то другой мог бы закричать: — В меня стреляли!
— Я даже не так сильно тебя ударил, — прорычал я, моя рука все еще была сжата в кулак. — Считай, что тебе повезло.
— Кто-нибудь, вызовите полицию! — завопил он, похожий на воющего малыша на полу. — И скорую! Хирурга! Кажется, он сломал мне нос!
Вероника схватила меня за бицепс и потянула к двери. — Пойдем. Сейчас же.
Мы помчались к двери, выскочили на солнечный свет и поспешили вверх по кварталу. Мы ничего не говорили, пробираясь через группы людей на тротуаре, но в какой-то момент я оглянулся и не увидел ее. Я остановился, а когда она догнала меня, взял ее за руку, и мы бок о бок пронеслись до самого гаража, поднялись на два лестничных пролета и прошли вдоль ряда машин, пока не добрались до грузовика. Я открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Когда я обогнул грузовик и сел за руль, она уже рыдала.
Я чувствовал себя как в дерьме. — Прости меня, Рони. Я облажался.
— Все в порядке, — пролепетала она между вздрагивающими вдохами.
— Нет, не в порядке. Я обещал тебе, что позволю тебе разобраться с этим, а потом позволил своему характеру взять верх. Мне следовало держать свой гребаный рот на замке.
— Я рада, что ты этого не сделал, — прорыдала она. — Он должен был это сделать. Я просто жалею, что не смогла противостоять ему раньше.
— Я тоже. Но я так гордился тобой сегодня. И твоя мама тоже гордилась бы.
Она заплакала еще сильнее.
Обхватив ее за плечи, я притянул ее к себе. — Иди сюда.
Она рыдала у меня на плече минуту или две, а я гладил ее по спине. Я привык держать на руках Оуэна или Аделаиду, когда они плакали, но утешать взрослую женщину — это совсем другое дело. Здесь не было ни поцарапанной коленки, которую можно было бы перевязать, ни ушибленного локтя, который можно было бы растереть. Я не смогу отвлечь ее печеньем или прогулкой на велосипеде. На секунду я подумал о том, чтобы предложить ей опуститься на заднее сиденье, но тут она выпрямилась и вытерла нос тыльной стороной запястья.
— Боже, я даже не знаю, почему я так расстроена. Это же не удивительно. Нил — придурок.
— Ну, теперь он придурок со сломанным носом.
Она горько рассмеялась. — Я в полном беспорядке. И твоя рубашка в беспорядке.
— Мне все равно.
— У тебя случайно нет салфеток в бардачке?
— Хм. Возможно, у меня есть. — я наклонился к ней и открыл его, с благодарностью увидев, что припрятал там несколько салфеток из фастфуда. — Как тебе это?
— Отлично. Спасибо. — она взяла одну и высморкалась, потом другую и вытерла глаза. Затем она свернула их в рулон и сделала несколько шатких вдохов.
— Ты в порядке?
Она кивнула. Ее нос был красным, глаза опухшими, а тушь оставила несколько черных пятен, но дыхание стало спокойнее. — Я в порядке.
— Как ты думаешь, он говорит правду о том, что выбросил твои вещи? — спросил я. — Может быть, это была фикция?
— Нет. Я думаю, он действительно это сделал. Он мстительный и злопамятный.
Я потерла затылок. — Когда ты сказал про вещи, которые тебе дала мама, мне захотелось его убить.
— Честно говоря, там было не так уж много. Несколько предметов одежды. Ее вещей, которые действительно имели для меня значение, там не было — я оставила коробку в кладовке Морган, когда переехала в Чикаго. Фотоальбомы, когда я была маленькой, письма, которые она мне писала, несколько книг.
Я выдохнул с облегчением. — Слава богу.
— Забавно, — задумчиво произнесла она, глядя в лобовое стекло. — Я даже не подумала взять эту коробку с собой к Нилу. Тогда я сказала Морган, что у меня просто не было возможности разобраться во всем этом, и горе было слишком свежим, чтобы справиться с ним, но это была ложь. Я просто не хотела делиться всем этим с Нилом. Это было слишком личное. Слишком дорого для меня.
— Может быть, в глубине души ты знала.
Она печально кивнула и опустила глаза на свои руки, которые лежали на коленях, все еще сжимая салфетки. — Может, и знала.
Я завел машину и пристегнул ремень безопасности. — Что скажешь, если мы оставим это место позади и отправимся домой?
— Звучит неплохо. — она посмотрела на меня, выражение ее лица было печальным. — Мне жаль, что я зря притащила тебя сюда. Я верну тебе деньги за бензин.
— Слушай, я бы проехал еще шестьсот миль, чтобы набить морду тому парню. А тебе понадобятся все твои деньги на новую одежду.
— Все равно. — она наклонилась и поцеловала меня в щеку, затем склонила голову мне на плечо и обняла меня за плечи. — Спасибо тебе. Я так рада, что ты здесь.
В моей груди стало тепло, и сердце забилось быстрее. — Я тоже.
Она взяла мою правую руку и посмотрела на нее. — Не болит?
Я размял пальцы. — Ни капельки.
— Это был сильный удар.
— Эх. Я бил Ксандера и посильнее. Но Ксандер отбивается.
Она засмеялась. — Не сомневаюсь.
Я уже собирался включить передачу, когда она совершила безумный поступок: поднесла мою грубую руку к своему мягкому рту и поцеловала тыльную сторону каждого пальца. Затем она изучила его. — Мне нравятся твои руки. А еще больше они мне нравятся, когда они на мне.
Мой член подпрыгнул, и я перевел грузовик на задний ход. — Тогда давай уедем отсюда.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Вероника
— РАССКАЖИ мне больше о том, как ты рос с пятью братьями и сестрами, — сказала я, когда мы направлялись на восток по автомагистрали между штатами из Иллинойса. Я хотела узнать о нем больше,
