зелёный лук с грядки. И чтобы Марьяша рядом, и сытый Волк дремал у печи…
Тут Василий понял, что первой ему на ум пришла почему-то эта картина, а не диван в его собственной квартире, не коробка с пиццей и не какой-нибудь сериал на экране. Он даже сам себе удивился.
Конечно, тут такие продукты, которых дома не попробуешь. Если магазинное молоко скиснет, то станет горьким, такое только выбросить, а местное он пил бы и пил. А сливки! То, что он иногда покупал себе к кофе, было вообще не сливками. Вот кофе, жалко, здесь нет, но если заварят чай из смородины, мяты и вишнёвого листа, тоже вкусно. Или там ромашка сушёная, липа… На природе самое то. И Марьяшины пироги, конечно, в сто раз лучше пиццы с чёрствым краем, неясно когда сделанной и уже остывшей, пока её довезли. На весь Южный была одна служба доставки, выбирать не приходилось.
Погрузившись в такие мысли, Василий шагал к озеру по мокрой траве и жалел, что думает о еде. К Марьяше-то сейчас не пойти, она ждёт, что он поговорит с её отцом. Нельзя просто так зайти, пообедать и уйти.
Да и вообще, разве еда — самая большая проблема? Может, Марьяша действительно напустила на него это своё колдовство, решила, что он тут самый лучший жених… А вдруг он и правда царский сын? Могла она об этом знать?
Он вроде похож на отца и на мать, но иногда и с приёмными детьми обращаются лучше. Мать вон всё обещала, что пригласит в гости, чтобы он познакомился с братом и сестрой. Сколько им там уже, пять, шесть? Говорила, они так ждут, так ждут… Вот только всё время что-то мешало. То они переезжают в другой дом, то у них ремонт, то какие-то родственники, которых нельзя обижать, позвали к себе на лето. Родственники маминого второго мужа и их детей, а Василий им чужой, и его, конечно, звать не станут.
Отец тоже нашёл себе другую семью и других детей. Когда Василий хотел поступать в университет, отец только сказал, мол, ты уже взрослый, найдёшь подработку, справишься. И умный, пройдёшь на бюджет. Василий-то прошёл, но совмещать не смог, потому что бюджет только для дневного отделения, не для заочников, а дневное с работой не особо и совместишь. У них ещё в Южном этой работы почти и нет.
Он бы, может, как-то напрягся и потянул, только нашёл в соцсетях профиль дочки той женщины, к которой ушёл отец, и узнал, что тем же летом они ездили на море отметить её поступление. А поступила она на платное, спасибо маме и новому папе. Василий тогда психанул и всё бросил назло неизвестно кому, потому что отец на словах-то им гордился, посторонним людям рассказывал, какого сына вырастил, а раз так, то вот ему, а не гордость.
Хорошо, Олег и Пашка тогда поддержали, а потом он взялся за ум, окончил курсы. Пошёл работать рекламщиком, и вот пожалуйста, оказался в этой Перловке, к которой неясно как применить все его знания и навыки. Тут же таргетированную рекламу не настроишь, придётся стоять с кричалками у границы, там, где хоть кто-то ходит мимо, и зазывать. Тьфу.
И если бы он хоть понимал, во что ввязался! Почему он здесь? Что тут вообще творится? Как можно работать в таких условиях?..
Когда Василий дошёл до озера, его настроение окончательно упало. Выходило, что он никому не нужен, верить никому нельзя, новая работа хуже прошлой, и вообще, за неё не заплатят. И он ввязался в какое-то мутное дело.
Хохлик бежал следом, сопя. Шерсть его намокла, даже хохолок на макушке больше не стоял торчком, к кисточке на хвосте прилипли мокрые травинки.
Василий погнал его прочь, не хотел ещё больше вмешивать. Проследил, чтобы Хохлик ушёл — действительно ушёл, а не попытался вернуться, когда на него не смотрят, — и только тогда подошёл к Мудрику.
Тот за эти дни неплохо расчистил берег. По крайней мере, к воде теперь можно было пройти, не продираясь сквозь заросли, и трава стала ровная, как после газонокосилки, а не как после Василия с серпом.
Сейчас Мудрик работал по ту сторону канавки и неясно, видел ли из-за ивняка, как они ходили к бабке.
— Всё трудишься? — мрачно спросил Василий. — Даже в такую погоду?
— Я бы отдохнув, да работать больше некому, — тихо ответил Мудрик. — Никто не помогаеть.
Василий решил, что нет смысла утаивать, на когда запланировано открытие. Всё равно Хохлик уже проболтался, да и староста в курсе, и Марьяша, и Любим, и Деян, а значит, скоро узнает вся Перловка.
— Я же говорил, тебе позже помогут, — сказал он Мудрику. — Ты вот знаешь, когда день Купалы?
— А то ж. Родився я в этот день.
— Да? — заинтересовался Василий. — И сколько тебе лет?
Вместо ответа Мудрик, прижав рукоять косы к боку, два раза показал ладони и прибавил к этому ещё один палец.
— Двадцать один? Это уже есть или будет?
— Будеть.
Василий задумался, уперев руку в бок и закусив губу. Тогда, как ни крути, Мудрик младше него, да и родился не осенью, а летом… Значит, теория Хохлика неверна, не может Василий быть царским сыном. Да не очень-то и хотелось.
— Круто, — сказал Василий. — Тогда этот день рождения тебе точно запомнится. Мы хотим на Купалу открыть заповедник, так что будь спокоен, до этого срока озеро расчистят, найдутся тебе помощники. Марьяша вон платья шьёт…
В затянутой ряской воде, тёмной, испещрённой точками и кругами дождя, что-то зашевелилось, плеснуло. Будто услышав о платьях, выглянули водяницы.
— Вася пришёл! — обрадовались Ясна и Снежана. Чернава только смотрела и молчала, как всегда.
— Ух ты, а вы сегодня хорошо выглядите, — удивлённо сказал Василий.
Водяницы и правда посвежели, с лиц ушла чернота. Только бледные губы отдавали в синеву, но не как у мертвецов, а просто как у тех, кто долго купался и замёрз.
Снежана, улыбаясь, протянула к нему руки — красивые белые руки, уже без проступающих тёмных вен, разве что ногти ещё тёмные, заострённые, и предложила:
— Искупаемся?
— В другой раз, — пообещал Василий. — А как это вы так изменились? Это потому, что дождь?
«Или потому, что вы кого-то утопили и сожрали?» — подумал он, но не сказал вслух.
— Озеро-то чище стало, — ответил Мудрик, хотя спрашивали не его. — Хорошо, что ты пришёв. Мне бы прежде ни серпа, ни косы для такого дела не дали.
Эта новость Василию понравилась. Если расчистить дно и убрать ряску,
