хорошая экипировка их собственной армии. Они должны были пойти на оплату иностранной армии, содержание иноземного двора и судов, где сидели иностранцы и местные коллаборационисты, на пытки и казни и в последнюю очередь на поддержание сомнительной законности и порядка.
Материальные проблемы голландцев были тесно связаны с вопросами чести. Казалось бы, что может быть более материальным, чем отказ платить налоги, но любой добросовестный историк, которому придется изучать те случаи отказа от уплаты налогов, быстро обнаружит, что налоги были вполне разумными и отказ от их уплаты на основании исключительно материальных соображений был бы абсурдным. Очевидно, что отказ платить налоги был видимым проявлением чувства собственного достоинства, символом возрождения духа угнетенного народа, утверждением прав человека, голосом свободы, бросавшим вызов диктату власти.
В народе уже началось брожение по поводу налогов, которые намеревался ввести Альба, но, когда королева Англии захватила предназначенные ему деньги, он решил, невзирая на эти робкие проявления недовольства, вынести свое намерение на рассмотрение Государственного совета. Все советники, за исключением одного, высказались против. Даже те фламандские лоялисты, которые, подобно Берламонту, Арсхоту и Виглиусу, всегда молчали, пока Альба душил их страну, теперь заговорили. Но Альба с присущей ему хитростью считал, что видит их насквозь и, когда он приведет финансовые обязательства страны в порядок, король сможет обойтись без их советов, и они, естественно, станут цепляться за то, что останется от их власти… Это было верно лишь наполовину и, как всякая полуправда, было чрезвычайно опасно. Утвердившись в этом убеждении, Альба выдержал наскоки своих советников со спокойным презрением. Они не смогли даже разозлить его.
Несмотря на всех своих шпионов и солдат, Альба оставался в удивительном неведении относительно возрождающегося духа народа и не подозревал, что даже среди высших чиновников – тех, среди которых он провел такую безжалостную чистку, – были приверженцы принца Оранского. Презирая этот далекий сырой Север, он проявлял в Голландии меньше бдительности, чем где бы то ни было. Он не знал, что лейденский пенсионарий Паулюс Бай тайно посетил принца Оранского и вместе с ним разработал план всеобщего восстания в Голландии. Из-за нехватки денег план так и не реализовался, но организация сохранилась. Альба не знал, что молодой дворянин Дирк Соной курсировал между Дилленбургом и Голландией, доставляя деньги, письма и планы, что купец из Зевенбергена Аренд ван Дорп частным образом собирал займы для принца Оранского. Фактически он не знал ничего и, ничего не зная, ввел свои налоги.
Но это оказалось слишком как для Юга, так и для Севера. Вопреки его приказу провинции Брабанта отправили протест в Мадрид. Пытаясь остановить их с помощью конного отряда, Альба каким-то нелепым образом их упустил. А тем временем города отказались платить налоги. Альба вызвал все магистраты в Брюссель, чтобы они объяснили свое поведение. Он кричал, обзывая их деревенщинами и безродными негодяями. Но это не произвело на них никакого впечатления. Позже они сказали, что герцогиня Пармская была настоящей леди. День ото дня все новые провинции присоединялись к отказу платить налоги и к неповиновению. Альба поднял армию. Еще один отказ, угрожал Альба, и он оккупирует каждый город и деревню в стране. А под оккупацией он имел в виду террор. Но бескровное восстание набирало обороты.
Альба ничего не хотел знать. В начале марта 1572 года он объявил о введении десятипроцентного налога на все продажи. Биржа в Антверпене закрылась. За ней последовали все магазины Антверпена и Брюсселя. Женщины Намюра спускали собак на сборщиков налогов, люди обменивались продуктами прямо на улицах. Мануфактуры прекратили работу. Ткацкие станки Валансьена и литейные цеха Льежа встали. Голодные и лишившиеся работы люди собирались в огромные угрожающие толпы. За всем этим чувствовалось нечто большее, чем просто экономические волнения, какой-то молчаливый грозный ответ за три года гнета и презрения. Альба закрылся в Брюсселе в своих покоях. Он был в ярости, но исполнен решимости настоять на своем.
24 марта маленький проницательный католический священник написал в своем двухнедельном новостном отчете кардиналу Гранвелю: «Если бы принц Оранский сохранил свою армию до этого времени, он бы преуспел в своем предприятии».
О чем бы ни думал герцог Альба, он определенно был не готов к каким-либо серьезным проблемам с этой стороны. Потрепанная флотилия морских гёзов недавно получила два тяжелых удара. В начале года восемь из их лучших кораблей застряли во льдах недалеко от Фрисландии и были разбиты испанцами в щепки. Но что еще хуже, королева Англии под давлением испанского посла была вынуждена запретить им пользоваться ее портами. А лорд Уорден из «Пяти портов»[11] объявил, что «отныне ни под каким видом нельзя доставлять к морю продукты питания, предназначенные для обеспечения флота, который теперь служит принцу Оранскому». Что же касается сухопутных сил, то они еще не существовали. Вильгельм разослал из Дилленбурга германским принцам приглашения на встречу в мае. Если бы он смог получить от них обещание помощи и разрешение набирать рекрутов в их княжествах, он мог бы надеяться собрать армию и подготовить ее к наступлению в начале осени.
Однако события, которые до сих пор так сильно отставали от его упрямых надежд, теперь подхватили Вильгельма и понесли вперед.
Весенние шторма сильно потрепали эскадру морских гёзов, оставшуюся без пристанища в Северном море. Официально закрытые для них английские порты не могли предоставить им убежище, и, спасаясь от штормов, они нашли его в расположенном в устье Мааса городе Брилле. Было двадцать пять парусников с семью или восемью сотнями бойцов под командованием Гийома де Ла Марка, настоящего головореза из семьи знаменитых баронов-разбойников. На тот момент испанский гарнизон был отозван, и жители приняли их с энтузиазмом. Собрав достаточное количество добычи, Ла Марк вдруг осознал, что и гавань, и город полностью в его руках, что укрепления в полном порядке и никем не заняты и что испанцы, вернувшись назад, будут застигнуты врасплох. С помощью ликующих горожан, он поднял на стенах Брилле оранжистский триколор. Впервые флаг принца Оранского развевался на суше и на земле Нидерландов.
6
Однако, услышав эти новости в Дилленбурге, Вильгельм не обрадовался. Слишком многое его расстраивало: Ла Марк и его гёзы были слишком потрепаны; он знал, как много можно потерять из-за опрометчивости, и был не готов. Это был очередной Хейлигерли, но Вильгельм не мог позволить себе необдуманных побед, которые могли привести к большим потерям. Людвига, находившегося в Ла-Рошели с оставшейся частью флота гёзов, подобные сомнения не посещали. Он велел поднять якоря и, развернув паруса в сторону
