вечно.
Устраиваюсь удобнее, пытаясь полностью уместиться под плащом. Подушечки пальцев касаются кожаных ремней и прохладных стальных застежек.
Я утыкаюсь носом и губами в прохладную кожу и согреваю своим дыханием.
Пламя трещит, взвивается в небо искрами. За чарующей сердцевиной простирается снег и очень далеко, почти у горизонта — горы. Белое солнце сокрыто за пеленой туч, небо хмуро и неспокойно.
Приоткрыв глаза, я вижу Сакрала, привязанного к одинокому, кривому и черному деревцу, в котором едва сочится жизнь.
— Я умерла?
Наверное, смерть бывает именно такой: вбирающей все звуки, умиротворяющей и мягкой. Из нее не хочется возвращаться в мир, пропитанный холодом и жестокостью.
— Еще нет.
Этот голос меня не пугает. Он должен быть именно таким. Смерть, определенно, должна говорить устами самого жестокого существа этого мира.
— Акар?
— Какого, мать его, ты сюда пошла, глупая человеческая дева?
Ненавижу его.
— Эмора… — тяну, но он перебивает.
— Я знаю.
Теперь я чувствую его дыхание, но ударов сердца по-прежнему нет. Прикладываю ухо к его груди и молча слушаю — хочу, чтобы оно там было. Чертово сердце.
Я лежу в его объятиях, укрытая его плащом — он спас меня, вытащил из Пустоши, вернул в мир живых, хотя я была готова умереть.
— Я хотела найти Клеос…
— Нашла? — столько язвительных ноток, что я тоже хочу ответить что-нибудь грубое.
— Люди и правда прокляты, Акар. Мы потеряли связь с Зеркалами.
— Я должен расстроиться?
Да, определенно ненавижу.
— Где теперь искать Тангора?
Акар тихо бубнит. Очередное грязное ругательство.
— Его не надо искать. Он просто все забыл.
— Он и правда любил Сирин?
— Мне глубоко плевать, кого он там любил.
— Он сможет остановить Эмору?
Акар тихо смеется, разумеется, слишком презрительно, чтобы я смела рассчитывать на положительный ответ.
— Где твоя подвеска?
Я неосознанно коснулась шеи.
— Ее забрала Эмора. Мне достался кинжал. Похоже она хочет меня им убить.
— До боя часов Эмора тебя не тронет.
— Слабое утешение.
— Отправляйся в Замок.
— А ты?
— Мне нужно поговорить с Дерионом и Бороганом. Кое в чем ты была права, маленькая дева. Пора перестать враждовать.
Я грею пальцы дыханием и подтягиваю плащ выше, почти до глаз — спать хочется.
— Ты… — просто скажи это: — теплый…
— Теплый? — он повторяет, вынуждая меня краснеть: — Ты согреваешь меня теплом своего тела, Тея.
— Ты чувствуешь это?
Акар некоторое время молчит. Его дыхание углубляется.
— Да.
— Если я умру, — сглатываю, — ты почувствуешь что-нибудь? — ощущаю, что мышцы его живота напрягаются, и ерзаю: — Что-нибудь, вроде сожаления?
Акар становится просто каменным, как бы смешно это ни звучало. Резко садится вместе со мной и хватает мое лицо в ладони. Его взгляд опаляет — губы и щеки обдает жаром. Тяжело дышать — от темных глаз напротив захватывает дух.
— Я не отказываюсь от того, что говорил, — сурово произносит он. — Кто бы ни встал на моем пути, уничтожу всех, Тея. А тебя — возьму. Это не изменится.
Он касается ссадины над бровью, а затем уголка рта.
Наши губы соприкасаются — невесомо и нежно. Легко. До мурашек.
Глава 26
Эмора дремала в кресле у камина, положив на грудь раскрытую книгу. В ее руке повис бокал, на самом дне которого застыло каплей рубиновое вино. Бороган пылал в очаге, разливая по спальне свет и приятное тепло.
Хару спал рядом, но едва я вошла, открыл глаза, поднял голову и приветливо вильнул хвостом.
— Гм… — прочистила я горло и покашляла.
— Вернулась? — захрипела богиня, приоткрывая один глаз и потягиваясь. Широко зевая, она почесала макушку: — Как же долго вы все собираетесь. Все пытаетесь спастись, пыжитесь, что-то придумываете. Это даже скучно. Я послала за Дерионом… вот и Хару здесь, — Эмора с жалостью посмотрела в бокал, вылила на язык последнюю каплю, а бокал бросила в огонь. — Он составил мне компанию.
Она опустила руку и почесала Хару между ушей.
— Дерион, думаю, страшно раздосадован своим предательством, — продолжила она. — Он клялся мне в вечной любви, но сделал тебя королевой леса. Бедняжка теперь боится явиться мне на глаза.
— Где Тангор?
— Он где-то здесь, — лениво ответила Эмора, поднимаясь и разминая затекшие мышцы, — дурак ничего не помнит. Мне кажется, это потому, что он сменил множество жизней и совсем запутался.
Она встряхнула волосами, моментально приобретая божественный лоск. Пожалуй, она была слишком сильна, чтобы хоть кто-то в Зазеркалье мог с ней справиться.
— Хару, — приказала она моему волку, и тот вскочил с пола, — я доверяю тебе очень важную миссию. Встреть моих дорогих гостей и проводи в зал бесконечности к Асмату. Всех, кроме Акара. Его я хочу видеть здесь.
Когда Хару бросился в коридор, Эмора перевела на меня взгляд.
— Ну что ты натворила с платьем, милая? Оно измялось. А твои волосы? Их трепал ветер?
— Я была в Пустоши.
— Как же ты там не сгинула? — лукаво усмехнулась она. — Да ну ладно, это вовсе не так важно, правда? Гораздо интереснее другое. Что будет, когда вы все столкнетесь нос к носу и поймете, кто вы на самом деле.
Она подошла ко мне и схватила за плащ Акара, сорвала его с моих плеч.
— Это больнее всего, знаешь ли, — прошипела мне в лицо. — Пытаться украсть у меня всех, кого я сотворила.
Она бросила плащ в камин, позволяя Борогану безжалостно его сожрать.
А затем она вновь села в кресло и уставилась на дверь. Ее лицо стало сосредоточенным и взволнованным, будто она смертельно боялась того, что случится спустя всего секунду.
Через порог переступил Акар.
Такой же холодный, злой и мрачный, каким он красовался на всех фресках в этом замке. Шипастый венец, стальные перчатки, ремни и застежки его амуниции — он явился, как хозяин гор, как свирепый и безжалостный дух Зазеркалья.
— Акар, — прозвучавший в голосе Эморы страх был совершенно искренним. — Мой воин, не знающий страха. Ну же, — она сглотнула. — Ты поклонишься мне?
Он не сдвинулся с места.
— Две тысячи лет — это ведь не срок для твоей преданности? — проворковала она. — Ты скучал по мне?
Эмора медленно поднялась, подступила к нему осторожно, невесомо прикоснулась к груди, положила ему на плечи свои маленькие ладони.
— Ты знаешь, зачем я пришла, — ласково проворковала она. — Мне нужна душа Сирин.
Взгляд Акара полыхал ненавистью.
— Попробуй забери.
— О, милый, — ее уста тронула улыбка. — Я вовсе не хочу угрожать тебе. Ты знаешь, как я люблю тебя. Как мне дороги наши воспоминания. Отдай мне эту душу, — и она ткнула острым ноготком ему в грудь. — Отдай сам.
— Нет.
Она
