по их отношению понимаю, что о том, кем является мой муж, они не знают. Обе мои одногодки, со всеми проблемами помогают, на вопросы отвечают, и это удивительно, учитывая, что морально я настраивалась на новый ад.
Первый день проходит без проблем, как и второй и третий. На перерывах я переписываюсь с Тимуром, в общих чертах говорю о работе, подробности опускаю. Это сначала мне хотелось его позлить, проверить, насколько он готов к компромиссу, а потом стало не до этого. В клубе идеальная атмосфера для того, чтобы не надумывать, и это работает как для гостей, так и для официантов. Расслабляться особо некогда, зато после тяжелого дня голова только касается подушки, и сознание сразу уплывает.
Я даже завожу несколько знакомств, периодически ловлю на себе одобрительный взгляд управляющей, которая явно рассчитывала на то, что «белоручки» ничего не умеют, и чувствую, что все делаю правильно.
Но на четвертый день терпение Раевского лопается, как мыльный пузырь, разбрасывающий брызги по всей округе.
17
После трех рабочих и по-настоящему изнурительных дней я наконец-то получаю возможность отоспаться. Нежусь в кровати до самого обеда и лишь потом кое-как выдергиваю себя из постели, плетусь в душ и каждой клеточкой тела чувствую расслабление. Наскоро состряпав завтрак из двух бутербродов, я залезаю в мобильник и удивляюсь тому, что, не считая вчерашних сообщений, от Тимура ничего нет.
Быстро же он сдулся.
Головой понимаю, что нянчиться со мной каждый день он чисто физически не может, но все равно отчего-то начинаю хорохориться.
На столе записка от Алины с перечнем продуктов — в последнее время она вообще пашет как проклятая, поэтому мне точно придется выползти на улицу, чтобы мы не померли с голоду.
Натянув белую майку с порванными на коленках джинсами, я обуваюсь и иду за покупками, точно зная, что, когда вернусь домой, завалюсь обратно спать. С непривычки силы быстро покидают.
Но мои планы летят в тартарары почти сразу же. Не успеваю я сделать и двух шагов в сторону центра, как за спиной раздается нарочито недовольное.
— Мышка все-таки выползла из норки?
— А у тебя все-таки фетиш на слежку? — копирую его тон и оборачиваюсь.
То ли сегодня выходной не только у меня, то ли скоро молния разрежет кристально чистое небо, но Тимур наконец-то не в офисной одежде. На нем черная безрукавка, открывающая вид на развитую мускулатуру, светлые джинсы и черные очки, скрывающие выражение глаз.
— Я не следил, я ждал, — с невозмутимым видом облокачивается на авто и скрещивает руки на груди, — а мы теперь еще и обещания не держим, да, Мирослава?
— О чем ты?
С трудом строю из себя наивную дурочку, и Тимур, конечно же, не покупается.
— Садись давай, — открывает переднюю дверцу и между делом интересуется, — у тебя паспорт с собой?
— Ну да. А зачем ты…
«Спрашиваешь и просишь сесть в машину» — фраза виснет в воздухе, а по телу словно разряды тока бегут от одного прикосновения. Я так и замираю, не успев поймать момент, когда он оказывается совсем рядом и вмиг накрывает губы, не позволив закончить вопрос.
Целует осторожно, мягко, без напора, будто мы и правда только-только начинаем знакомиться друг с другом. И такое бесконечно трогательное чувство с головой накрывает, что сложно дышать. Сколько бы я ни упрямилась, вся дерзость стиралась прямо пропорционально пространству между нами. Когда бедра к бедрам, глаза в глаза — все слова из мозга тупо вылетают, а губы немеют от податливости и тепла.
Он прижимает меня к себе всего на несколько секунд, но это кажется вечностью. В конце я едва сдерживаю разочарованный вздох.
— Это за ожидание.
Я хмыкаю. Некоторые наказания действительно могут мне понравиться. На языке оседает привкус мятной жвачки, и даже себе я не признаюсь, что нежная ласка смущает куда сильнее, чем зверское объятие, к которому не так уж сложно привыкнуть.
— Мне просто интересно, — растягиваю губы в полуулыбке, — если бы я не вышла, ты бы до ночи здесь штаны просиживал?
Оглядываюсь на машину — опять новая. После моей сумасбродной выходки с покупкой всех авто в салоне Тимур регулярно стал менять тачки, и это лишь мне выходило боком, я не могла догадаться, в какой момент Раевский чуть ли не выскочит из кустов и не собьет мое дыхание от внезапности.
— У тебя был еще час, — отвечает мужчина, принимая насмешливое выражение лица, — я специально дал тебе отоспаться, да и, судя по безумству на твоей голове, ты явно минут десять назад только глаза продрала.
От услышанного я давлюсь воздухом и яростно все отрицаю, несмотря на то, что мы оба понимаем, кто из нас прав. И я готова поклясться, что за темными стеклами в его глазах вспыхивают лукавые смешинки, а губы вот-вот грозятся треснуть от едва сдерживаемой усмешки.
— И я точно зря проснулась, — шиплю в ответ, понизив голос до театрального шепота. — Теперь хоть силком в машину тащи, не поеду.
Для пущей убедительности поворачиваю корпус, чтобы двинуться в противоположную сторону, но тут до моих ушей долетает всего одна фраза, брошенная низким, внушительным голосом, и этого оказывается достаточно для того, чтобы я просто замерла на месте, потеряв способность трезво мыслить.
— Даже во Флоренцию не поедешь? — демонстративная пауза. — Жаль. Я думал, у тебя не зря на обложке паспорта Понте Веккьо красуется. Вживую, значит, не хочешь посмотреть.
Я молчу. Слова застревают в глотке, перед глазами туман расстилается, а в голове сплошное эхо, будто я не здесь и слышу лишь обрывки чужих фраз. Заторможенно моргаю, сбрасывая оцепенение, и сипло роняю.
— Ты же шутишь?
Если да — бита в его багажнике мне точно понадобится.
— Садись уже, а то на самолет опоздаем.
Как ни странно, я слушаюсь, хотя все еще не до конца понимаю, что он задумал. Как можно посреди недели просто взять и улететь в другую страну? Мне этого не понять. Я каждый свой шаг расписываю, наперед продумываю любые глупости, потому что мне так спокойнее.
А Раевский, как и всегда, выбивает почву из-под ног. Мы едем в полной тишине, и эта передышка помогает немного собраться с мыслями. Я даже думаю о том, что наверняка неправильно его услышала — есть же отели, рестораны с названием небольшого, живописного городка, раскинувшегося на юго-востоке Италии. Это игра слов и только. В конце концов, о какой поездке идет речь, если у Тимура тонны работы, я ведь при нем даже чемодана не видела.
Еще сорок минут, и все сомнения теряются на
