— Нет. Сделай, пока я девушкой займусь, — он кивнул мне, забрал мой заполненный формуляр и принялся что-то писать в нем.
— Его данные установлены? — коллега в форме уже стучал клавишами компьютера.
— Да, у него в кармане нашли документ с какой-то странной запиской, мол, мне нужно провести с собой сегодня эту девушку. Ловелас, а не бомж!
— А что с ним?
— Обычное явление. Забили до смерти, свидетелей не было. Хотя кто-то вызвал скорую.
Это известие произвело на меня двойной эффект. Я застыла. Сколько может быть бродяг в костюмах и в белых шарфах? А с запиской в документе — это уже эксклюзивчик! Сказать, что его подругой была я? Как это ему поможет? Почему бы им не поискать ту чокнутую девицу? Как бы узнать, где он? Внутри все перемешалось, голова закружилась.
Я закрыла глаза, вздохнула.
— Синьора, вам плохо?
Он поднялся, налил мне воды, протянул стакан:
— Все хорошо? Начнем?
Я кивнула, еще не веря в то, что сейчас услышала. Не может быть совпадений в городе, где всего лишь сто восемьдесят тысяч жителей!
— Скажите… Этот старик… он умер?
— Вы его знаете? — казалось, Ригини вот-вот меня раскроет.
— Нет, конечно. Жалко старичка! — чуть не ляпнула! Вот только мне еще не хватало приключений на пятую точку. Что я им расскажу? Что его дочь — воровка? Или о том, что он нагадал мне изнасилование по номерам машин?
Полицейский снова посмотрел на формуляр:
— Итак, вы обвиняете в принуждении к половым отношениям друга Энцо Массакра.
— Да. Мой муж тоже там был, но никак мне не помог, — я приложила ладонь ко лбу.
— А как зовут того мужчину, который… — он немного замешкался в поисках нужных слов, — который вынудил вас вступить в половые отношения?
Я собралась с духом:
— Поль… Монтанье.
— Он единственный виновник того, что с вами случилось?
— Да, — я пригубила из стакана. — Еще я видела, как они украдкой передавали что-то друг другу. Это только у меня муж забирал деньги из кассы. Тоже тайком.
— Скажите, вы совместно ведете хозяйство по закону?
— Нет. Это наследство. Бизнес только мой. Слава богу, хватило мозгов. И я не понимаю, на каких основаниях его опечатали?
— Вы уже сообщили об этом адвокату?
— Разумеется. Скажите, что ждет моего мужа? Или здесь снова рискую только я?
— Все проверим. Вы указали контактный телефон?
— Да. Могу идти?
Мы вышли на улицу. Мимо нас пронеслась скорая, а за ней и полиция, оглушая пронзительными сиренами. Когда мы сели в машину и Аня вырулила на центральную дорогу, я рассказала ей обо всем. В том числе сведения о человеке, который, очень вероятно, был Алексом.
— Где мне теперь его искать? И как найти девушку, что была с ним?
— Майн гот! Опять про бомжей!
Ее слова вслед за событиями ночи вывели меня из себя, и я вспылила:
— Вот что ты со мной здесь делаешь? У тебя ведь есть более достойное окружение! Жены высшего медицинского эшелона с насквозь пропитанными ботоксом мозгами! Заполняй свое пространство ими и считай, насколько они увеличили твой бюджет!
— Что? Безнадежный ты вариант, Ассоль! — с горечью бросила подруга.
— Тогда останови здесь. Дальше я пойду пешком. Лучше уж одной. Останови, сказала!
— Да пожалуйста! Вот и делай добро людям!
Я хлопнула дверцей и быстрым шагом пошла в сторону дома, вспоминая слова, которые говорила мне когда-то Сандра в гостинице. Про алгоритм жизни. О том, что выбор, который сделаю сейчас, определит мое будущее. Я вышла замуж за Энцо, потому что за меня выбрал мой страх. Страх остаться одной.
Вернувшись домой, я решила отыскать номер давнишнего бабушкиного друга, комиссара Риччи. Достала визитку, которая до сих пор лежала среди других в картонной коробке из-под сигар. «Комиссар Риччи, шоколад с фисташками, номер 0388584699».
— Синьор Риччи? Это Ассоль, помните? Фа-соль? — я уже представила его роскошные черные усы и как он мне улыбается. Интересно, он до сих пор носит светлый плащ?
— Здравствуйте, Ассоль. Как поживаете? — дружелюбно отозвался он.
— Если бы не опечатанная кондитерская в канун Дня влюбленных, было бы намного лучше.
— Не могу лично вам в этом помочь. Но есть телефон одного человека из налоговой.
— Я, собственно, не по этому поводу. Вы не знаете, где бы я могла найти близких Алекса Де Анджелис?
— Хм, сложно сказать. Разве он не пропал без вести?
— Столько всего случилось! После того, что произошло вблизи площади Святого Франциска лет двадцать назад, мы с бабушкой об этом и думать забыли. Вы, наверное, не помните? Тогда еще убили Винченцо, сына Дуччо Массакра?
— Дорогая Ассоль, вы правы, много времени утекло. Столько потом убийств случилось в нашем небольшом городе, — он затих, словно погрузился в воспоминания, и после паузы продолжил: — Нет, к сожалению, не помню. Могу я еще чем-то вам помочь?
— Спасибо. Но кондитерской уже занимается мой адвокат.
— Ну, будьте здоровы.
Может, он действительно не помнил, а может, просто не хотел ворошить прошлое. И Нино Фарина, возможно, не имеет никакого отношения к Алексу, раз Риччи говорит, его больше нет. Но чуйка с этим рассуждением не соглашалась. Что-то мне подсказывало, что совсем скоро я узнаю подробности того самого дня двадцатилетней давности. Да и Нино Фарина ведь тоже человек. А вдруг он самый одинокий старик на свете, у которого, помимо полоумной дочери, никого больше нет? Разве я не помогу ему? Он ведь меня предупреждал!
Я устроилась на стуле рядом с бабушкиной фотографией и принялась обзванивать все медицинские учреждения, чтобы узнать, не поступал ли к ним мужчина около восьмидесяти в тяжелом состоянии по имени Нино Фарина. Но ответ их был примерно один и тот же:
— Dispiace! Сожалею! Этот человек к нам не поступал.
Глава 21. Там, где мужчины, одни слезы
Утро следующего дня я снова провела, обзванивая больницы и клиники. Адвокат просил его не донимать, ибо то, что у меня умирает бизнес, он прекрасно помнит по еще не оплаченным мною счетам.
Чтобы чем-то заняться, достала старый телефонный справочник, где среди прочих были и номера медицинских учреждений города. Благо, что это не Рим и не Милан. И даже не Флоренция.
Я выбросила из списка две самые дорогие клиники: вряд ли бомжа повезут туда. В городском госпитале один господин грубым голосом сказал, что у них такого добра слишком много, чтобы помнить всех поименно, и я могу сама убедиться, если приеду.
