«Нам платят за правду» — не пустые слова. И брошюрки с работами Владимира Ульянова покупают не только подставные лица, далеко не только. А клака, что клака? Клака — штука нужная и нисколько не зазорная, напротив. Ведь что такое чирлидинг, как не клака? А выглядят чирлидерши очень симпатично.
И я поручил господину Бирну заказать у господина Ульянова серию статей о геополитических последствиях русско-японского конфликта. И, в связи со срочностью и высоким качеством, поднять оплату труда господина Ульянова с двадцати до тридцати фунтов за тысячу слов. Это первое. Заказать обзор произведений господина Ульянова в двух, нет, лучше в трех ведущих газетах Северо-Американских Соединенных Штатов, это второе. Пора, пора выходить на трансатлантический уровень.
Написал, запечатал письмо в синий конверт. Синий — значит, господин Бирн найдет его в своей почте завтра утром. Как? Секрет фирмы. Нуль-туннели и прочая наукообразная белиберда. Да.
Или просто: магия.
Нет, я не пытался подкупить господина Ульянова. Замысел другой: во-первых, сделать из него мыслителя-марксиста мирового масштаба. Сейчас он миру неизвестен. Сейчас он и России практически неизвестен. Маленькая заграничная партийка, погрязшая во взаимной грызне — кому она интересна? А вот интересна. Видные социалисты всего мира теперь читают Ульянова, цитируют Ульянова, спорят с Ульяновым — это вам не шутка, русский человек живет с оглядкой на Запад, даже когда всецело отрицает влияние Запада. Даже особенно когда отрицает. Второе — возможность — пусть чисто гипотетическая — возглавить мировое социалистическое движение. Провести революцию в мировом масштабе, по Марксу — от таких перспектив у любого голова закружится. Ну и в третьих — обуржуазивание, куда же без этого. Легко нищему и бездомному призывать к разрушению мира. А если ты в этом мире уважаемый, авторитетный человек, человек, ко мнению которого прислушиваются лучшие умы, который сам может стать лучшим умом? Ну, и на бытовом уровне сознание того, что сам, своим трудом, а не попрошайничеством, обеспечиваешь себя и свою семью? Не просто обеспечиваешь, а даешь семье комфорт, достаток, опять же уважение окружения? Тридцать фунтов за тысячу слов — это сто пятьдесят фунтов за брошюру. Годовое жалование отца, Ильи Николаевича Ульянова — за брошюрку! Видишь, папа, я тоже кое-чего стою! Добился! Сам добился!
И, зная характер Владимира Ильича, можно предположить, что брошюры он пишет самым серьезнейшим образом, с полным напряжением ума, привлечением всех сил. И его агенты в России займутся сбором сведений, способных и удивить, и поразить западного читателя.
И на следующем съезде партии все эти Плехановы, Мартовы и прочие потресовы будут выглядеть очень и очень бледно. Местечковые болтуны, и только. Лягушки в болоте. Нет, даже не лягушки — головастики!
Но это так… мелкий побочный эксперимент. Важнее другое: предотвратить гибель Государя с семьёю и последующую за этим смуту, что вошла в историю как «Семь дней в мае». Не то, чтобы Шефу было жалко Николая Александровича. Никого ему не жалко. Просто хочет посмотреть, как будут развиваться события, если вместо взбалмошного Михаила на троне останется спокойный и рассудительный Николай. Любопытно ему.
И вот теперь начинай сызнова. Никитин Валерий Николаевич, установленный наводчик анархотеррористов, теперь бежит куда глаза глядят — или лежит на дне морском, с колосниками, привязанными к ногам. Уже неважно. Есть ли у него дублер? Возможно. Если нет, то скоро будет. Но как его найти? Не думаю, что дублер будет устраиваться на службу в ванные заведения. Вряд ли. Теоретически, чисто теоретически дублер должен быть там, где сможет получать сведения о присутствии Государя в Ливадийском дворце. Но это вовсе не обязательное «смотрю и примечаю» с помощью мощного бинокля или даже вот как у меня — телескопа. Критических точек множество. Почта, телеграф. Полиция. Да практически все казенные учреждения будут поставлены в известность о присутствии Государя. Чтобы трепетали, бдели и старались.
Что ж. Можно ведь и с другой стороны подойти. С царской. Идти от царя к цареубийцам.
Но это не сегодня. Царя поблизости нет. Придется годить.
Маленькая лампочка, символ прогресса, давала света чуть более свечи, и я, за письменным столом, среди бумаг мог вообразить себя Гоголем, Пушкиным или даже Юрием Казаковым.
Но не воображал.
Не то у меня настроение — воображать. Писатель, что Гоголь, что Казаков, пишет для читателя-конфидента, пусть и не существующего на самом деле. А я… За что ни возьмусь, получается отчет о проделанной работе, и только.
И это не беда, многие известные, а, главное, читаемые книги — отчет о проделанной работе, будь то поиск капитана Гранта, расследование пропажи алмаза Раджи или история с подвесками королевы.
Беда то, что моя работа не проделана, вот в чем проблема. Кому нужен отчёт о непроделанной работе? Вернут с надписью красным карандашом: «Завершить!»
Ага, ага, побежал.
Я поднялся в башню, осмотрелся. Вечереет. Узкий серп луны повисел немного над водою, да и сдался. Утонул. Ночь будет звёздной и прохладной. Завтра придут татары-садовники, готовить сад к зиме. Укутывать кусты роз, присыпать нежные цветы… Заморозки в Ялте редки, но предусмотрительный хозяин заботится о тех, кто сам о себе заботиться не в силах. Грибную делянку тоже прикроют хитрой смесью. Опилки, солома, пальмовые ветви и немножко конского навоза. Для тепла. Слухи о моих грибах ходят самые разные. Будто грибы эти лечат, будто грибы эти убивают, будто, высушив и выкурив эти грибы, можно увидеть будущее…
А это просто шампиньоны и трюфели. Трюфельная грибница растет долго, а шампиньоны я уже пробовал. Хорошие шампиньоны. Крымские. Будь я селекционером, попробовал бы разводить их в знаменитых крымских пещерах, а потом продавать втридорога в фирменном ресторане «Пегас». А что, почему не найти какого-нибудь энтузиаста и не подвигнуть его на это? Ресторан-то, пожалуй, не только можно, но и нужно открыть. Фирменный, куда люди будут стремиться попасть, записываясь загодя, в надежде увидеть Мэри Дрим или Герцога Севоля, то бишь Федю Семенова-Вольского, которого молва не без помощи прессы превратила в итальянца, герцога, большого друга России. Поскольку Семенов-Вольский был воспитанником приюта, подкидышем, а по документам Ромашкиным, то мог вполне искренне говорить «тайна моего происхождения скрыта во мраке». И эта искренность действовала на многих очаровывающее.
Сумерки перешли в ночь. Я посмотрел в телескоп на двойную звезду, Мицар и Алькор, на самом малом увеличении, чтобы пара уместилась в поле зрения.
Тайных знаков не увидел.
Потом стал обозревать Ливадийский Дворец. Всё тихо, всё спокойно. Будь я главным охранителем, непременно бы три-четыре раза в год устраивал имитацию прибытия Государя. С двойником. И чтобы служба не дремала, и
