Мои волнуются.
— Конечно, конечно. Вы ведь пешком пришли?
— Пешком.
— Сейчас подадут «Пегас».
— Нет, зачем, тут и недалеко.
— Во-первых, всё-таки и неблизко, а во-вторых, в городе могут начаться беспорядки. С мятежами и революциями всегда так.
Альтшуллер спорить не стал.
Предлагать Альтшуллеру револьвер я не решился. Если он никогда не стрелял, то проку чуть. Еще и себя подстрелит. Достаточно «нагана», что захватит Жан. Жан колебаться не будет. И стрелок хороший. С модификацией каждый станет хорошим стрелком.
Я проводил Альтшуллера до мотора, кивнул Сорелю, мол, смотри, Жан, если что — бандитов не жалей. Тот кивнул в ответ — с чего бы вдруг жалеть?
Загорелись уличные фонари. Опыта революций у города нет, и потому иллюминация радовала глаза. В ней и моего меда капля есть, вернее, товарищества «ЭЛЯ». Работает ветер на благо Электрификации Ялты, работает.
Надеюсь, шальной снаряд не долетит до ветряков. Если долетит — сам потоплю всех. Вот прямо тут.
Шучу.
Я не покидал балкона. Можно сказать, присутствую на премьере, как пропустить. «Георгий Победоносец» и два номерных миноносца, зажгли прожектора, лучи скрестили на «Потёмкине». Чтобы не убежал.
Всего «Потёмкин» сделал шесть выстрелов. Дворец в Ливадии не пострадал, снаряды упали много дальше. Да и не было во дворце императора. Март — не то время.
И опять — взрыв, но другой, тихий, глухой — если бывают глухие взрывы.
А — бывают. Это миноносец пустил торпеду в борт «Потёмкина». Одной торпедой броненосец, может, и не потопишь, но теперь уж точно никакой стрельбы не получится — корабль накренился, и накренился заметно.
Всё. Мятеж, а не революция.
«Потёмкина» — в ремонт, бунтовщиков — на каторгу, или ещё дальше.
Но что будет со мной, с бароном Магелем, тридцать девятым своего рода?
Не знаю. Шеф что-нибудь придумает.
От автора.
Всё, роман окончен. Еще попричесываю, исправлю огрехи, буде найду или добрые люди подскажут, но — всё.
