— Я об этом и говорю, — тихо отозвалась Мэрибет, идве женщины крепко сжали друг другу руки. — Она действительно многому васнаучила… и она даже меня научила, как обращаться с Томми, хотя я ее совсем незнала…
Мой ребенок меня тоже многому научит, я уверена… хотя онбудет со мной всего несколько дней… или несколько часов, — продолжала онасо слезами в голосе. — И я хочу дать своему ребенку самый лучший дар —людей, которые будут его любить.
Мэрибет закрыла глаза, и по щекам ее покатились слезы. Лизнаклонилась и поцеловала девушку в лоб.
— Так и будет. А теперь постарайся еще немного поспать…вы оба в этом нуждаетесь.
Мэрибет кивнула, не в силах произнести больше ни слова, иЛиз тихо вышла из комнаты. Она понимала, что Мэрибет предстоит время тяжелыхиспытаний — но и великих даров, и великих приобретений.
Томми пришел домой еще до того, как стемнело, и с порогаспросил о самочувствии Мэрибет. Лиз успокоила его:
— Она чувствует себя хорошо и спит.
Томми заглянул к ней в комнату и умилился увиденной картине:спящая Мэрибет держала в руках одну из кукол Энни и напоминала маленькуюдевочку.
Он вышел на кухню, неожиданно чувствуя себя взрослым, истранным взглядом посмотрел на свою мать.
— Ты очень любишь ее, сынок?
— В один прекрасный день я женюсь на ней, мама, —уверенно ответил он.
— Не надо пока строить таких планов. Ни ты, ни она незнаете, как распорядится жизнь.
— Я ее из-под земли достану. Я не отпущу ее. Знаешь, ятак люблю ее… и ребенка, — закончил он тоном человека, принявшего решение.
— Ей будет очень трудно отказаться от него, —промолвила Лиз.
Она беспокоилась за них обоих — слишком уж серьезное бремявзвалили они на свои хрупкие плечи: Мэрибет — случайно, Томми — по добротедушевной.
— Я знаю, мама, — просто ответил он.
Когда Мэрибет осторожно спустилась из комнаты Энни к обеду,Томми сидел за кухонным столом и занимался.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он с улыбкой.
Она выглядела посвежевшей и очень красивой.
— Как будто я целую неделю ничего не делала.
Мэрибет виноватым взглядом посмотрела на его мать,заканчивавшую приготовления к обеду. Лиз в последнее время снова взялась заготовку, и даже Томми это очень нравилось.
— Садитесь, молодая леди. Вам совершенно не обязательноучаствовать в происходящем. Вы же слышали, что вам рекомендовал доктор —постель или в крайнем случае кресло. Томми, усади, пожалуйста, свою подругу.
И не забудь, что завтра тебе не стоит брать ее с собой накаток.
Они оба виновато заулыбались, как нашкодившие дети, и взялипо куску только что испеченного шоколадного торта.
Лиз была рада тому, что в доме опять звучали молодые голоса.Здорово, что Томми привел эту девочку, хотя ей было несколько странно наблюдатьза ней — Мэрибет напоминала ей о том, что она никогда не увидит свою Энниповзрослевшей. Однако и ей, и Джону нравилось общество Мэрибет.
Когда Джон вернулся с неурочной субботней работы, он былприятно удивлен, застав всю компанию на кухне.
— Что тут происходит? Что-то празднуете? — громкоспросил он, внутренне порадовавшись уютной атмосфере, царившей в еще недавностоль унылой кухне его дома.
— Нет, просто хорошая взбучка. Томми сегодня попыталсяубить Мэрибет, предложив ей покататься на коньках.
— Господи помилуй… но почему не футбол? — Джонпосмотрел на своего сына, словно желая лишний раз напомнить о том, как они обамолоды.
Но Томми выдержал его взгляд.
— В футбол мы поиграем завтра, папа.
После хоккея.
— Замечательный план. — Джон усмехнулся, поняв соблегчением, что ничего серьезного не произошло.
После обеда они стали играть в шарады и в скрэбл. У Мэрибетполучилось два слова из семи букв, и она была бесспорным лидером.
Немного позже Лиз сообщила ей о том, что их затея со сдачейэкзаменов экстерном, похоже, воплотится. Если Мэрибет в конце года сдаст четыреэкзамена, ей не только зачтут последний год учебы в средней школе, но и целыйсеместр в старшем классе. Ее успехи были намного выше среднего уровня, и послеуспешной сдачи экзаменов до выпуска ей останется только один семестр.
— Ты выиграла, детка, — поздравила ее Лиз, гордясьею так, будто она была одной из ее учениц.
— Нет, это не я, — возразила Мэрибет, — а вы.Я вам так благодарна…
Она вся светилась от радости и не преминула с победным видомнапомнить Томми о том, что теперь она старшеклассница.
— Ладно-ладно, не задавайся. Знаешь, моя мама запростотебя завалит, если захочет. Она старшеклассникам спуску не дает.
В этот вечер у всех было прекрасное настроение. Дажебеспокойное поведение ребенка, который словно мстил матери за падение, толкаясьв ее животе с удвоенной энергией, так, что это было видно всем окружающим, немогло отразиться на приподнятом состоянии Мэрибет.
— По-моему, он на тебя рассердился, — сказал Томмипозже, сидя на кровати Мэрибет и ощущая сильные толчки малыша. — Еще бы.
Знаешь, я просто дурак… Прости меня…
— Да ничего, мне даже понравилось, — улыбнуласьМэрибет.
Она была все еще под впечатлением от того, что у нее все такудачно складывается в школе.
— Это много для тебя значит, правда?
Я имею в виду школу, — спросил Томми.
Они поговорили об учебе, о том, что она вернется в своюродную школу уже в другом статусе, и Томми внимательно наблюдал за ее лицом.
— Я хочу вернуться, чтобы закончить школу, а потом уедукак можно скорее. Даже полгода покажутся мне вечностью.
— А ты приедешь сюда? — с надеждой спросил Томми.Ему было больно думать о том, что она уедет.
— Конечно, — не слишком уверенно сказалаона. — Я попробую. Ты ведь тоже можешь ко мне приехать.
Впрочем, они оба догадывались, что ее отец будет неслишком-то доволен его визитом и не будет с ним так приветлив, как его родителибыли с ней. Подобно Томми, они просто влюбились в Мэрибет. И теперь моглипонять, почему она так нравилась их сыну.
— Может быть, я приеду на следующее лето, перед тем какпоехать в Чикаго.
— Почему в Чикаго? — расстроенно спросил он, думаяо том, как быстро пролетит это лето. — Почему ты не хочешь поступить вколледж здесь?
— Я попробую, — уступила она, — я посмотрю,смогу ли я пройти конкурс.
