Наконец-то нашлась и фамилия Кёпке. Задний дом, третий этаж.
Мальчишкам я велела ждать на лестнице пролетом ниже, чтобы не пугать дядю Юргена такой оравой гостей.
– А твой дядя в курсе, что мы хотим у него переночевать?
– Не-а, у него ведь нет телефона.
– Так, может, его и дома нет! – забеспокоился Сакси.
Я позвонила в дверь, но никто не открыл. Мы уселись на лестнице.
– Надеюсь, он не уехал в отпуск или еще куда, – Сакси снял с плеча фляжку. – Хорошо, что я воды прихватил!
Отхлебнув большой глоток, он передал фляжку нам.
Мы сидели на ступеньках уже больше двух часов, когда наконец увидели, как дядя Юрген поднимается по лестнице – черноволосый, в застиранных джинсах и клетчатой красно-белой рубахе, сильно смахивающий на рок-звезду.
– Ханна? – спросил он удивленно.
– Привет, дядя Юрген.
– Что ты тут делаешь?
– Вот в гости приехала.
Он перевел взгляд на Андреаса и Сакси. Они поднялись со ступенек, отряхивая пыль со штанов.
– Здрасти, – сказали они хором.
Дядя Юрген опять посмотрел на меня и почесал заросший щетиной подбородок.
– Ладно, для начала заходите.
Мы уселись на маленькой кухне, стены в ней были обиты деревом. Дядя Юрген открыл холодильник и вытащил бутылку берлинского пльзеньского.
– Пить хотите?
Мы кивнули.
– Есть одна бутылка теплой «Вита-колы» на всех.
Он открыл кухонный шкафчик и поставил на стол три стакана. Андреас стал разливать колу, Сакси пристально следил, чтобы всем досталось поровну.
Дядя Юрген поднял бутылку:
– Прозит![55]
– А еще очень есть хо-о-очется, – жалобно проскулил Сакси.
Дядя Юрген поставил пиво на стол.
– На ужин сегодня – жареная картошка. Если честно, это все, что у меня есть.
– Ура! – крикнул Сакси. И показал на картину с изображением какой-то церкви. – А это кто нарисовал?
– Я, – ответил дядя Юрген. – Это Гефсиманская церковь на Штаргардер-штрассе. Тут недалеко.
Он бросил на сковородку ломтики замороженной картошки и принялся резать шпик. Сакси встал из-за стола и подошел к плите.
– А где тетя Эльке? – спросила я.
Дядя Юрген вылил на сковородку яйца.
– У матери в Тюрингии.
Пока картошка жарилась, мы рассказали дяде Юргену, зачем мы приехали в Берлин. Он время от времени помешивал содержимое сковородки, Сакси наблюдал за его действиями жадными глазами.
– Значит, завтра выступают Eurythmics?
– Ага. Ваще классно, да?
Дядя Юрген разложил картошку на четыре тарелки и поставил их на стол.
Мы жадно набросились на еду.
– И вы хотите туда пойти? – спросил дядя Юрген с набитым ртом.
– Ясное дело! – заявил Сакси.
– Ясное дело, – передразнил его Андреас. – Кто бы говорил! Забыл, кто сегодня от страха чуть в штаны не наделал?
– Врешь ты все!
В отместку Сакси ткнул пальцем в Андреаса:
– А вот он в Энни Леннокс втюрился!
– Язык придержи, – прорычал Андреас.
Дядя Юрген встал.
– Как насчет десерта?
И достал из холодильника пакет с глазированными сырками.
– Глазированные сырки, ваще-е-е обалдеть! – восторженно застонал Сакси. – В Ростоке их днем с огнем не найдешь!
– Ну, так столичное обеспечение, – сказал дядя Юрген.
– Как это? – переспросил Сакси.
– Так это, – огрызнулся Андреас. – Столица ГДР – витрина социализма, вот все на нее и выкладывают. И плевать, что в других местах хоть шаром покати.
Мы с Сакси переглянулись: во дает!
– Примерно так оно и есть, – кивнул дядя Юрген и повернулся ко мне: – Ханна, а Элизабет знает, что ты в Берлин поехала?
– Ясное дело.
Сакси удивленно посмотрел на меня.
– Кто это – Элизабет?
– Моя мама.
– Значит, так, чтобы расставить точки над i: завтра ни на какой концерт вы не пойдете! Слишком опасно.
– Так мы ж за этим сюда и приехали! – возмутился Сакси.
– Значит, не повезло. Нечего вам там делать.
Мы разочарованно уставились на обертки от сырков.
– Но ведь Eurythmics играют, не кто-нибудь… – попробовал возразить Андреас.
– Ну уж извините!
Ночевать мы устроились в гостиной: мальчишки – на старом диване, я – на надувном матрасе. Перед тем как заснуть, Сакси долго рассказывал что-то про Абрафаксов, Андреас тихо посапывал.
На следующее утро Сакси, увидев, как дядя Юрген ставит на стол банку шоколадной пасты «Нудосси», чуть с катушек не слетел от счастья.
– Ваще круто! – заорал он и принялся намазывать пасту на хрустящий хлебец слоем толщиной в палец.
– Как в тебя столько влезает-то, проглот? – зашипел Андреас.
В воскресенье был День Святой Троицы, и дядя Юрген после завтрака пошел в церковь на службу, чем ужасно нас удивил.
– Надо же! Не знает, что религия – опиум для народа! – заявил Сакси.
Мы уселись перед теликом и стали смотрели «Тома и Джерри». Джерри в очередной раз обхитрил Тома, и тот попал под циркулярную пилу.
– А почему бы не смыться прямо сейчас? – вдруг спросил Сакси.
– Так нельзя. Это невежливо, – ответила я.
– Но он же не пустит нас на концерт, он сам сказал!
Сакси побежал в коридор и надел кроссовки.
– А я хочу посмотреть на Eurythmics!
– Посмотреть ты на них не сможешь.
Андреас тоже встал.
– Редкий случай, когда саксонец прав. Я тоже сматываюсь. «Тома и Джерри» можно и дома поглядеть.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ними. Чтобы дядя Юрген не беспокоился, я оставила ему записку.
Унтер-ден-Линден снова была полностью перекрыта. Людей собралось гораздо больше, чем вчера. Никакой музыки слышно не было, радиоприемника – тоже ни у кого, по крайней мере из стоявших поблизости.
– Здесь до посинения можно стоять, – сказал Андреас. – Ничего нам тут не обломится.
Мы так и стояли – до посинения и скуки… Вдруг рядом возник дядя Юрген. Как только он нашел нас в этом столпотворении?
