– Полина, послушай, Томаш тебя очень любит, он привязан к тебе. Ты первая появилась в его жизни, это ведь потом он со мной познакомился.
Даша рассмеялась. Красивый смех из красивых уст добивал маленькую уязвленную душу. Полина развернулась и побежала обратно.
– Убирайся, слышишь, а то хуже будет! Хуже! – она прокричала у ворот интерната. Потом выбросила пакет с пирожными в урну. – Я люблю картошку, чтоб ты знала, а корзинки – ненавижу!
Глава двадцать третья
Феликс
Бьянка собрала посуду со стола, собственная откровенность в разговоре с сыном разворошила память. Феликс. Крепкий черноволосый хирург по имени Феликс стал частью ее жизни, ее историей и довольно продолжительной. Она испытывала к нему странные чувства, в первую очередь – благодарность за смелость и решимость лечить Тома. Бьянка, не задумываясь, набирала его номер посреди ночи, и он вскакивал, говорил, утешал, рылся в медицинских справочниках и интернете, звонил своим коллегам в другие города, если не знал ответа сам, приезжал по первой просьбе. Почему же она не пустила его в свою жизнь? Губы вздрогнули, поминая обжигающие поцелуи той пьяной ночи, когда Томаш «упал» с лестницы. А ведь ей понравилось, черт возьми! Это был великолепный, стремительный и безумный секс. Она ничего подобного даже в молодости не испытывала!
– Спасибо, Феликс, ты настоящий друг, – Бьянка свалилась на диванчик. – Есть что-нибудь выпить?
– Ты не за рулем?
– Ну ты и зануда.
– Я думал, что хороший друг.
– Хороший друг и жуткий зануда, – руки до сих пор дрожали, и ей хотелось разбавить надоевший озноб спиртным. – Немного вина, ничего сверхъестественного!
– Я не пью вино, ты же знаешь.
– Думала, прячешь немного, на случай, если одинокая симпатичная девушка заглянет на огонек к доктору, страдающему бессонницей.
– Девушки здесь не появляются, ты – внезапное исключение из правил.
– Побойся бога, Феликс, какая же я девушка?
Он взял плащ и отнес в прихожую. Через несколько минут вернулся с большой бутылкой «Хеннесси» и двумя бокалами. Бьянка скривилась. Он поставил коньяк и бокалы на столик.
– Принесу фрукты, может, еще что-нибудь хочешь?
Она махнула рукой.
– Тогда шоколад, горький, если не ошибаюсь?
– Феликс, Феликс, – протянула Бьянка, – ты никогда не ошибаешься, поэтому я тебя и выбрала.
– Без сомнения.
Когда вторая бутылка закончилась, Бьянка с трудом управляла телом и мыслями.
– Ты такой хороший. Доктор, – она положила голову ему на колени. – Зачем ты меня напоил?
– Как-то само собой получилось. А зачем ты вернулась? Сказала бы спасибо по телефону, – он гладил ее волосы, густые и гладкие, словно сотканные из шелковых нитей.
– Я оставила сумку, болван. Она не пролезет в телефонный кабель.
– Тогда зачем ты оставила сумку?
Рука Феликса скользнула по застежке на блузке. Пуговицы оказались чересчур податливыми.
Будильник прозвенел в шесть.
– Ты, чертов ублюдок! Как ты мог? – Бьянка со всей силы швырнула подушкой в спящего Феликса.
Он подскочил, оглядываясь по сторонам, протирая глаза и соображая, за что, собственно говоря, он получил с утра такую оплеуху. Бьянка уже натягивала джинсы.
– Да что с тобой? – он встал, завернувшись в пододеяльник.
– Мне нужен друг! Мне не нужен любовник, мать твою! И где моя сумка?
– Я тебе друг.
– Ты воспользовался тем, что я напилась и расползлась на твоем идиотском диване!
– На вешалке в прихожей.
– Что?
– Твоя сумка на вешалке в прихожей, катись отсюда!
Бьянка собирала по комнате разбросанные вещи, по пути открыла окно, ветер ворвался в комнату, вытесняя спертый воздух, прошитый коньяком и дьявольским сексом.
– А знаешь, сколько лет у меня не было мужчины?
– Мне плевать.
– Конечно.
Она вынырнула из спальни. Феликс поплелся за ней.
– Так сколько?
На пороге Бьянка задержалась, но не обернулась, только прошептала:
– Двадцать.
– Замок открывается в обратную сторону.
– Двадцать лет у меня никого не было.
Она обернулась и сползла вниз, села прямо на пол и закрыла лицо руками. Феликс сел рядом.
– Плачешь?
– У меня не осталось слез. Похоже, со временем я превратилась в робота. У меня никогда ничего не болит, я почти не сплю и не ем, я ничего не чувствую. Ничего, никого, кроме сына.
– Ты не робот, ты – больная! Тебе лечиться нужно!
Бьянка склонила голову ему на плечо.
– У тебя кофе есть? Только не растворимый.
– Вчера подарили, кажется, швейцарский.
– А сливки? Ну или молоко?
– Если не прокисло. Только сама вари, я с плитой в сложных отношениях.
– Хорошо, коньяк варить не пришлось.
– А действительно!
Они засмеялись. Феликс поднялся, протянул руку, другой поддерживал пододеяльник, но Бьянка и не подумала воспользоваться.
Кофе оказался не очень – ни запаха, ни вкуса и приторно горький. Впрочем, то, что нужно с утра, если ты предполагал очутиться совсем не в том месте, где ты есть.
– Как тебе удалось затащить меня в постель?
– Я не напрягался, ты сама зарулила в спальню. Остальное – условный рефлекс.
– Очень смешно.
– Да я и сам плохо помню, – Феликс посмотрел на две пустых бутылки из-под коньяка.
– Ты мне нужен как воздух. Я не могу с тобой спать, понимаешь? Мне нужен просто близкий человек!
– Тебе нужен врач!
– Ты ничего про это не знаешь.
– Бьянка, я знаю тебя двадцать лет, с того момента, как ты поняла, что твой сын – не совсем обычный ребенок, все эти двадцать лет, когда у тебя не было мужиков, не было своей собственной жизни! Я до сих пор поражаюсь, как ты смогла тащить весь груз на себе? – он схватился обеими руками за голову. – Кстати, про двадцать лет не врешь?
Бьянка покачала головой и усмехнулась.
– Как это возможно? Где же пресловутая женская сущность? Физиология? Гормоны, в конце концов?
– До тридцати двух лет в моей жизни было столько физиологии и гормонов, Феликс! Похоже, я накачала ими свой организм впрок. На много, много лет!
– Это преступление против самой себя! Это неправильно! Даже ради сына!
