– Я это уже слышала, давно. Одна женщина мне говорила нечто подобное, но со временем я решила, что обхитрила всех: болезнь Тома, врачей и прорицателей, природу, Всевышнего и даже себя. Я радовалась, что мне удалось выходить, сберечь его, и надеялась, что он будет жить так, как я его научила. А теперь появилась девушка, они еле знакомы, и, возможно, их отношения недолго продлятся, – Бьянка уставилась на белую глянцевую поверхность обеденного стола, в глазах стало пощипывать, – но он становится другим. Другим, понимаешь? Как будто дотянулся до запретного лакомства, лизнул и больше уже ничего не хочет слышать об обычной пище, которой довольствовался всю свою жизнь. Я теряю его, я каждую минуту ощущаю, что теряю его!
– Мальчик вырос. Что ты от него хочешь? Чтобы он до конца дней спал у тебя на руках? Бьянка, ты ненормальная! Ты должна радоваться, что твой сын счастлив, что живет полноценной жизнью, несмотря на прогнозы. У него появилась девушка? Это круто! Оставь, наконец, его в покое! Займись чем-нибудь, устрой шопинг, начни рисовать – я помню, как ты с ребенком мастерила стенгазеты для школы, у тебя здорово получалось! Честно. Или ты надеешься, что Том протянет свой век без любви, без человеческих отношений, без других людей, закрывшись в своем коконе, как… – Феликс запнулся, с шумом вздохнул и уставился на Бьянку.
Она оторвала взгляд от стола, в котором почти пропилила глазами дырку.
– Как я, да? Ты это имел в виду? Ты, наверно, считаешь меня убогой дурой? По-твоему, я все делала неправильно? Если бы ты знал меня раньше.
– Я достаточно тебя знаю, я восхищаюсь тобой! За всю жизнь я не видел столько силы, мужества и самопожертвования в одном человеке! Но вопрос в том, а нужно ли ему все это? Нужна ли Томашу уставшая, несчастливая мать, которая лишила себя жизни еще задолго до собственной смерти?
– Тебе-то какое дело? – измученная вопросами и противоречиями внутри себя, Бьянка встала и отвернулась к окну.
– Неужели ты даже не догадывалась? – Феликс тоже встал. Он подошел и остановился у нее за спиной.
– Не смей, – она тяжело вдыхала и выдыхала воздух, словно он был вязкой слизью, которую приходилось с усилием выталкивать.
– Бьянка, я больше не могу молчать.
Она повернулась к нему лицом. Надо же, он хорош собой, даже слишком! Это немалое достоинство для мужика – наутро после прорвы алкоголя оставаться красавчиком, особенно если уже слегка за полтинник! Мужественное, невозмутимое лицо, темные волосы – ни намека на седину или лысину (тоже огромный плюс!), крепкий, лишенный жира торс. Так можно далеко зайти! Бьянка решила вырубить похоть на корню:
– Заткнись, Феликс, однажды ты уже пытался приставать ко мне, Тому тогда было лет семь или восемь.
– Десять, он учился во втором классе, ему установили аппарат Илизарова.
– Точно! Да ты помнишь еще лучше, чем я.
– Помню каждую нашу встречу, начиная с самой первой, когда долго и нудно рассказывал тебе о несовершенном остеогенезе. С тех самых пор все, что происходило с тобой, стало частью и моей жизни.
– Нет, ты и правда чертов ублюдок! Ты был женат!
– Жена от меня ушла, прихватив с собой все самое ценное, в том числе и детей. А потом я узнал, что оба ребенка не мои, я просто не могу иметь детей, а она умчалась прямиком в объятия к их настоящему отцу. Еще через несколько лет они пропали. В Австралии катались на яхте в шторм. Никого не нашли, даже обломков. А я до этого со злости порвал и сжег все фотографии.
– Я ничего не знала! Ты не говорил…
– А ты хотела знать? Ты даже не пыталась услышать. Что, кроме Томаша, тебя интересует в жизни? Ты смотришь новости? Кто у нас президент? Сколько молодых парней, таких же, как твой сын, гибнет в горячих точках? Сколько маленьких детей умирает от рака? Ты представляешь, как одинокие пенсионеры влачат свое жалкое существование на пять тысяч рублей пенсии?
– Какого лешего ты меня отчитываешь?
– Ты знаешь, что я люблю тебя много лет? Так много, что уже и не помню, когда впервые осознал.
– Феликс, остановись! – Бьянка только сейчас почувствовала, что он больно сжимал ее плечи. – Какое у тебя дурацкое имя! Тебе кто-нибудь говорил? Твои родители, наверно, извращенцы!
Она вырвалась и пошла к выходу.
– Я вырос в детдоме. Меня назвали в честь Дзержинского, и в детстве я очень этим гордился.
Бьянка замерла, но лишь на мгновение. Рывком открыла дверь и побежала по ступенькам.
– И я люблю тебя, – последнее, что она услышала. Надо было смотаться чуть раньше!!!
Глава двадцать четвертая
Откровение
– Ужасно! Я все испортила: говорила не то, что нужно, вела себя как полная идиотка, даже пирожные купила дурацкие, – Дарья сокрушалась в телефонную трубку, но в ответ слышала надменные смешки Тома. Она не вытерпела: – Ты еще издеваешься?
– Не переживай, когда я первый раз увидел Полину на улице, она играла в похороны и при знакомстве прибавила себе пару лет, чтобы соблазнить меня! Эта девчушка очень странная, обидчивая и трогательная. Дай ей немного времени, она привыкнет.
– Как ты?
– Еще немного, и можем снова что-нибудь замутить, – убедительно солгал, ничего не скажешь. Тело чужое, ноги до сих пор немеют.
– Ну нет! Ни за что! Я чуть не умерла со страху, до сих пор вижу тебя на диване, перепачканном кровью. Мне тогда почудилось, что ты не дышишь. Больше никаких экстримов!
– Дашка, глупая, каждый день, прожитый рядом с тобой, бесценен. Я словно заново родился, понимаешь?
– А твоя мама? Ты о ней подумал? Мне кажется, она меня презирает.
– Нет, это не про нее. Она может быть жесткой и холодной, но только Бьянка умеет так любить и жертвовать собой ради меня. Вы еще подружитесь, не сомневайся.
– Так ты просто нарасхват!
– Еще недавно все было совсем наоборот! В мире постоянны только перемены. Предки, как всегда, правы.
Даша только фыркнула в ответ. Как можно столько всего знать и помнить!
– Заезжай за мной завтра, сходим к Полине вместе.
– Не думаю, что это хорошая идея, – Даша вспомнила, как девочка засунула в мусорку сладости. По правде говоря, ей не хотелось продолжения «концерта».
Но Том настаивал:
– Ей придется свыкнуться с твоим присутствием в моей жизни.
– Она ревнует. Понимаешь, ревнует, как… женщина, а не ребенок. Это забавно и трагично. Мне ее жаль.
– Не стоит жалеть Полину, лучше подружись с ней. Жалость совсем ее уничтожит, а вот настоящая дружба и тепло помогут выкарабкаться и встать на ноги. Крепко, надежно встать на ноги.
– У меня нет младших сестер и братьев, я понятия не имею, как нужно обращаться с детьми, тем более с подростками.
