— Каджри! — позвал Сукхрам.
Каджри лежала с закрытыми глазами, но сон не шел. Услышав голос Сукхрама, она сразу вскочила.
— Что? Принести воды?
— Не надо, иди лучше ко мне.
Эти слова заставили Каджри затрепетать. Его желание быть с ней рядом прогнало сон.
— Я все время была возле тебя, — сказала она, подходя к нему, — думала, ты спишь, и боялась, как бы не разбудить тебя. — Она спешила успокоить его. Разве она оставит его одного? — Ты звал меня, что? — спросила она.
— Ничего, просто так!
В этих словах скрывалась любовь.
— Полегчало?
— Да, Каджри, мне уже лучше.
Снаружи послышались шаги. Каджри выскользнула из шатра. Сукхрам услыхал, как за пологом шатра беседуют двое, но не мог разобрать, о чем, потому что они говорили шепотом.
— Кто там? — спросил он.
— Явилась наконец! — воскликнула Каджри. — Это жена Мангу.
Сукхрам успокоился.
— Я принесла мясо.
— Накорми его, мясо прибавляет кровь, — слышал он.
Каджри нежно погладила в темноте щеку женщины, желая показать, как она признательна ей. Убить перепелку ночью в лесу — не такое простое дело! Каджри и раньше нравилась жена Мангу. Каджри прослезилась.
Она вернулась в шатер, долго жарила птицу и потом кормила Сукхрама. Пока он ел, она на все лады расхваливала жену Мангу. Сукхрам ел и кивал в знак согласия.
Каджри задумалась.
— О чем ты? — спросил ее Сукхрам.
— На душе у меня неспокойно, — вздохнула Каджри.
— Я прикончу этого Банке! — решительно сказал Сукхрам.
— Хочешь, чтобы тебя повесили?
— По-твоему, значит, надо молча терпеть обиду?
— А что будет со мной, если тебя заберут?
Сукхрам погрузился в раздумье. Связала его по рукам и ногам любовь Каджри! В чем главное счастье человека? В победе над низменными чувствами?
— Помни, ты не один, Сукхрам, тебе и друзья помогут.
— Но и с Банке не так-то просто справиться.
— Мангу говорит, что надо выждать немного… — Каджри остановилась, не закончив фразы.
— Нет, нет, Каджри. Кто теперь не знает, что Банке — мой заклятый враг? Полиция всех арестует! Еще и тебя обесчестят!
— Много ли во мне чести! Кто меня считает за человека? Я — падшая женщина, распутница, другого имени у меня нет! Один ты уважаешь меня, потому что ты добрый.
— Грех человека скрыт в его душе, человек грешит только душой, а ты душой чиста!
— Нет, Сукхрам. Такие, как я, никогда не заслужат прощения.
Оба умолкли. Но не потому, что им больше нечего было сказать. Они просто не находили слов, чтобы выразить свои мысли и чувства.
— Я уходила, — нерешительно начала Каджри, внимательно глядя на Сукхрама и стараясь угадать, какое впечатление произведут ее слова. — Пока ты спал…
Сукхрам насторожился.
— Куда? — тихо спросил он.
На лице Каджри появилось лукавое выражение.
— К возлюбленной самого Рустамхана, — беззаботно сказала Каджри.
Сукхраму показалось, что у него земля уходит из-под ног.
— Каджри! — воскликнул он.
— Чего кричишь, я ведь рядом, слышу, — усмехнулась Каджри.
— Ты была у нее? Когда же ты успела? — недоумевал он.
— Пока ты лежал без сознания.
— Так это правда? — Он посмотрел ей в глаза долгим, пристальным взглядом, как будто хотел проникнуть ей в самую душу. — Каджри! — сдавленным голосом произнес он и молча схватил ее за руку. — Ты меня не обманываешь?
Она неохотно начала свой рассказ, ей и самой не все было ясно.
— Сперва Пьяри испугалась, потом принялась бранить меня. Ну, и я в долгу не осталась. Сказала, что это из-за нее тебя ранили. Она стала биться головой о дверь. А я говорю: ты бы лучше подумала, как Банке отомстить. Она ответила, что ничего сделать не может. Я обругала ее, она на меня бросилась с кулаками. Тут прибежал ее полицейский, но она заступилась за меня, а его выгнала… А потом я ушла.
— Стало быть, вы поладили.
— Я лучше буду ладить с тобой, — сказала Каджри. — У тебя есть лошадь, собака Бхура. Пусть и Пьяри живет при тебе. Мне-то что? Я кормлю собаку, даю траву коню, и ей тоже что-нибудь перепадет.
— У тебя каменное сердце, — произнес Сукхрам. — Думаешь, я, как слепой котенок, ничего не вижу, не понимаю. Нет, женщина, я понял, отчего ты льешь слезы! Но кто обо мне подумает? Кто поймет, каково мне? Даже караванный верблюд, которого привязали к хвосту другого, ухитряется по пути ухватить где колючку, где пучок травы. Но я, я не смею думать о себе, у меня нет права! Иди, иди только прямо, не смей смотреть по сторонам, не то твоя разлюбезная подружка утонет в слезах от горя!
Каджри залилась веселым смехом.
Мир был восстановлен. Казалось, что и ссоры никакой не было. За шатром сгустилась ночь, дул холодный ветер, шелестя сухими листьями, а в шатре царили мир и согласие.
— Болит? — участливо спросила Каджри и провела рукой по волосам Сукхрама.
— Голова — нет.
— Чандан искусный лекарь.
— Он знает тайну трав.
— А плечо ноет?
— Немного.
— Ты бы уснул.
— Нет, вечером выспался. Теперь можно и поболтать.
— Тебе нельзя много разговаривать, — назидательно произнесла Каджри, но тут же не утерпела и спросила: — А ведь с тобой дрались пятеро, правда?
— Не все ли равно, сколько?
— И ты не знал, что против тебя замышляет Банке?
— Нет. Ну, были кое-какие подозрения, потому-то я и захватил с собой палку.
— А если были подозрения, зачем полез на рожон? Боялся, что тебя обвинят в трусости?
— Каджри, не женского ума это дело.
— Где уж мне!
Сукхраму было неприятно вспоминать о случившемся. Он попытался переменить тему разговора, но Каджри не желала слушать ни о чем другом. Сукхраму пришлось поведать и о своем разговоре с Пьяри и Рустамханом. Каджри внимательно слушала.
— Сукхрам, обещай исполнить то, о чем я тебя попрошу, — сказала она.
— Что еще?
— Нет, сначала пообещай.
— Да говори же!
— Ага, теперь ты уже даешь обещания с оглядкой. Совсем перестал мне верить. Нечего мне тебе сказать!
— Каджри! Мы — отверженные. Что мы можем сделать против сильных? У нас все отняли. Ведь я — владелец старой крепости…
