Пьяри почувствовала, что взяла верх.
— А у тебя было написано на роду прийти к нему?
— А ты разве сильней судьбы?
— Конечно нет, но теперь я начала сомневаться в ней.
— Завидуешь моему счастью?
— Неужто ты такая счастливая?
Утихшая было вражда вновь проснулась. Только что любовь проникла в их сердца, а теперь она уступила место неприязни. Но это было лишь минутной вспышкой — где-то в тайниках души они уже понравились друг другу.
— Взгляни на моего мужчину, сравни со своим! — насмешливо произнесла Каджри.
Слова Каджри больно задели Пьяри. Краска стыда залила ее лицо.
— Это не мой мужчина, это просто противная обезьяна, — только и сказала она.
— Ну и ну! — продолжала насмехаться Каджри. — А не стала ли ты сама обезьяной, пожив с ним?
Пьяри расплакалась. Негодница словно раскаленным железом безо всякой жалости жгла ее рану.
— Чего расплакалась? — спросила Каджри.
— Я не плачу. — В голосе Пьяри звучала душевная боль. — Ты младшая, что с тебя взять, я прощаю тебя.
Каджри не поняла, что скрывается в словах Пьяри, — любовь или ревность, превосходство или презрение. Но слезы — признак слабости. Те самые слезы, что смягчают самые черствые мужские сердца, означают победу для другой женщины. И кому, как не женщинам, знать об этом? Не успеешь оглянуться, а мечи-слезы уже сверкают на солнце щек! Каджри почувствовала себя счастливой.
— А то приказала бы посадить на кол? — злорадно воскликнула Каджри.
— Ладно, хватит, уходи, прошу тебя! — И Пьяри устало отвернулась.
— Иду, — улыбнулась Каджри. — Что же ты отправляешь меня, а сама вся в слезах? Он придет, а ты нажалуешься ему. Прикажешь, чтобы он избил меня, а?
Пьяри улыбнулась.
— Ну и хитрая же ты! — почти ласково промолвила она и добавила: — Смотри, становится все темнее. Поторопись!
— Иду, — ответила Каджри и спросила: — А если ко мне кто-нибудь пристанет по дороге?
— Боишься?
— Конечно, я же молодая, как и ты. Что мне делать, если вдруг приглянусь какому-нибудь полицейскому?
Удар попал в цель.
— Уйдешь ли наконец ты, несчастная!
— А я не за себя боюсь, сестрица. Если что приключится, кто с ним тогда сидеть будет?
— Может быть, мне пойти с тобой? — робко спросила Пьяри.
— Чем ты сможешь ему помочь? Ты помнишь о Банке?
— Помню! Не к чему мне напоминать об этом! — гордо сказала Пьяри.
Глаза ее сверкнули таким недобрым блеском, что Каджри даже испугалась. Она молча склонила голову и вышла.
Сердце Каджри трепетало от радости. Она познакомилась с его первой женой! Самолюбивая. Ну ничего, это не беда. Страх перед неизвестностью куда хуже! Она так боялась этой встречи, но теперь для страха причины нет.
Дорога в табор лежала мимо поселка чамаров. Приближаясь к поселку, Каджри услышала голоса женщин. Иногда они начинали говорить все вместе, и тогда ничего нельзя было разобрать, их крик напоминал воронье карканье. Но ей показалось, будто женщины несколько раз произносили имя Сукхрама. Каджри остановилась. Женщины говорили о Сукхраме, наперебой превознося его храбрость. В ее душе проснулось чувство огромной гордости за свою любовь; это чувство росло, крепло, наполняя новым содержанием всю ее жизнь.
Каджри как на крыльях помчалась домой.
Она прибежала к шатру, когда уже совсем стемнело. У Каджри тревожно билось сердце. Жена Мангу куда-то ушла, из шатра не доносилось ни звука. Она остановилась у входа, не решаясь войти, потом собралась с духом и проскользнула внутрь. Услышав ее легкие шаги, Сукхрам шевельнулся. Каджри в темноте ничего не могла разглядеть. До нее донесся тихий, но твердый голос:
— Кто там?
Каджри замерла. Значит, он пришел в себя! У Каджри от радости запрыгало сердце! Как приветливо улыбается весь мир, когда тот, в ком едва теплилась жизнь, начинает расправлять плечи!
— Это я, — чуть слышно ответила она голосом, полным любви и сострадания. Ей снова захотелось проверить свою власть над этим большим человеком, снова раскинуть вокруг него цепкие путы любви.
— Ты пришла, — так же тихо произнес Сукхрам. — Подойди ко мне, подойди поближе, моя Каджри.
Каджри разрыдалась и припала к ногам мужа. Сукхрам нежно гладил ее по волосам.
— Не плачь, Каджри, — говорил он, — не плачь.
— Не буду, — обещала Каджри, но слезы катились по ее щекам.
— Ты очень боялась за меня?
— Очень.
— Думала, я умру?
Она закрыла ему рукой рот.
— Зачем ты заставляешь меня плакать?
— Женщинам лишь бы только поплакать. Вот и у тебя тоже глаза на мокром месте.
— Только когда дело касается тебя, другим от меня и слезинки не дождаться. А когда я с тобой, у меня в душе творится такое, что я и сама не могу разобрать.
— А сейчас что ты чувствуешь?
— Что ты скоро выздоровеешь, — уверенно произнесла Каджри, а потом, словно забыв о приличии, позвала: — Любимый!
Сколько нежности звучало в этом слове! Сукхрам скорее угадал, чем понял, что она сказала, и почувствовал огромную, бьющую через край радость, которая опьяняла его сознание, и весь мир стал казаться ему удивительным.
— О, Каджри! Пока ты со мной, я не умру, — едва слышно прошептал он, нежно гладя ее по голове.
Каджри показалось, что Сукхрам произнес не просто слова, но какую-то большую и важную правду, которая будет жить вечно, как древние изречения на камне. Люди часто произносят клятвы, не зная, имеют ли на это право. Сочувствие и сострадание нуждаются во взаимности, и только эта взаимосвязь вселяет в них веру в себя.
— А я разве могу жить без тебя? — промолвила Каджри, кладя голову на грудь Сукхрама. Несколько мгновений она оставалась в таком положении, но потом вдруг поднялась и простерла руки к небу. — О, Всевышний! — страстно прошептала она. — Ты сделал меня низкорожденной женщиной, и я ни о чем не просила тебя — это расплата за мои грехи в прошлой жизни. Но об одном молю тебя: не отнимай у меня мужа! Возьми лучше мою жизнь! Я готова сгореть на погребальном костре, лишь бы мой любимый остался жив. Без него для меня нет жизни на земле!
— Что ты, Каджри? — смущенно воскликнул Сукхрам и, чтобы не дать ей продолжить, спросил: — Ты знаешь?
— Мне Мангу рассказал.
17
Наступила ночь. Подул ветер, зашумел в лесной чаще, и деревья, словно пытаясь спастись от его холодного прикосновения, замахали ветвями, усыпанными нежными клейкими листочками. Высоко в небе замерцали звезды. Издалека доносился отрывистый лай шакалов. Бхура несколько раз тявкнула в ответ. Конь сердито забил копытами. Потом все стихло, и черное покрывало ночи плотно окутало землю. Все предметы утратили свои очертания, даже шатер стал похож на чернильное пятно на фоне усыпанного звездами неба.