Как-то незаметно Катя осталась в одиночестве. Приехала Елизавета Алексеевна, и Горчаков с Черкасским поступили в ее полное распоряжение. И Валерия отправилась проверять список приглашенных. Олеся и Светик заметили какого-то известного актера и наперегонки рванули строить ему глазки.
Катя же не знала, что ей делать. Но маячить на входе она устала. В конце концов, Малый театр – один из ее любимых. Не Ла Скала, конечно, но двести пятьдесят лет – это вам не шутки. Это «какой-то» Херасков! Ведь именно он стоял у истоков. Ей нравилось здесь все. И множество ступенек, и маленькие балконы, и таблички про прием в гардероб зонтов и галош. И репертуар не смущал обнаженкой и матом.
Катя даже представить себе не могла, чтобы в этих стенах произошло преступление. Все-таки годы политического террора – это далекое прошлое. Сейчас выстрелы в театрах звучат лишь на сцене. Но Петр мертв. И, к сожалению, нет гарантии, что убийца на этом остановится.
Катя предупредила Горчакова об опасности, потому что, проанализировав два предыдущих тайма игры, предположила, каким будет третий. Но ее предположения строились на косвенных уликах. Это как определять численность кавалерийского полка по количеству овса в обозе. Но ведь лошади могут и травой перекусить...
Однако Катя четко видела две параллельные цепи событий. Только очередная жертва янтарного маньяка в них не вписывалась. И оказалось, что, действительно, это другое. У Петра было свое шоу. Но его убийство замыкает те самые цепи. И если Черкасский, Волконский и Горчаков не репетировали свои геймы, задушив девушку, предложив милиционеру-однофамильцу застрелиться и превратив в мишень Петра Аркадьевича, значит, все это сделал кто-то другой. Тот, кто в курсе их игры, но не включен в нее официально. Он играет параллельно и, кажется, пытается всех обойти.
Как же вычислить этого таинственного игрока? Посмотреть списки погибших в двух авиакатастрофах с участием бортов «Вольавиа»? Вдруг еще кто-то не может смириться с потерей, но не имеет любовника, готового ради тебя сотворить мерзость-месть?
А если не этот мотив, то какой? Вдруг мишень – не Петр, а Горчаков? Но ведь не только он. Уже пострадали и Черкасский, и Волконский. Кто-то ополчился на всю компанию? Кому так насолила вся эта троица?
Ладно, у Кати явно не хватает информации, чтобы установить злодея логическим путем. Значит, нужно заняться оперативной работой. Поговорить с театральными осветителями, например. Им сверху видно все. Они могли заметить, кто шастал по техническим проходам, занял позицию напротив ложи и выстрелил в Вольского. Впрочем, этот вопрос уже должны были задать компетентные органы. Но Катя все равно отправилась на поиски работников софитов и рампы.
Через пять минут она почти бегом бежала за маленьким юрким человеком в униформе.
– Мне поручено проверить безопасность сегодняшнего мероприятия, особенно в свете вчерашнего, – тараторила Катя. – Вы же понимаете...
– Еще раз повторяю, девушка, никого постороннего мы к своим приборам не подпускаем. Да посторонний и сам сюда не пойдет. Заблудится, свалится еще, чего доброго.
– Но убийца же прошел!
– Ничего не знаю про убийцу, – отмахнулся парень и куда-то свернул.
Катя попыталась понять, куда, но не смогла. В растерянности она остановилась на какой-то лестнице.
– Ты что тут делаешь? – услышала знакомый голос.
– Влад! – обрадовалась она. – Как выйти-то из этих лабиринтов?
– Пойдем со мной, – пригласил фотограф. – Хочешь, устрою тебе экскурсию? Я тут часто снимаю. Для афиш, портреты артистов. Подрабатываю. Все интереснее, чем этих моделек щелкать.
– А разве не для этого становятся фотографами? – удивилась Катя. – Не для того, чтобы иметь возможность зазвать к себе в студию красоток и почти раздеть их под предлогом получения удачного кадра? И они же тебе еще и благодарны.
– Есть такие певцы женской красоты. Все отдадут за возможность живописно расположить локон на пышной груди. А я прошел другую школу.
– С раздельным обучением мальчиков и девочек, что ли?
– Да, девочкам там делать нечего, – согласился Влад. – Я был военным корреспондентом, Катя.
– В Чечню в командировки ездил? Ничего себе! По своей воле – на войну...
– Я снимал смерть. Но я снимал и победу. Там все настоящее, а здесь – сплошной фотошоп, – скривился он. – Три дня в солярии, с ног до головы облиться маслом, выставить антицеллюлитный свет. А в результате в журнал все равно пойдет голова безголосой певички, а тело – какой-нибудь стриптизерши. Иначе на ее концерт никто не придет.
– Как тебя из горячих точек в нашу фирму-то занесло? – поинтересовалась Катя.
Они остановились на самой верхней ступеньке возле какой-то двери. Влад достал пачку сигарет, предложил Кате, но та отрицательно покачала головой.
– Ранило меня. Подорвались мы на фугасе. Все в «УАЗе» – насмерть. А я – живой. Заштопали, зашили. Как новый стал. Но на войну меня больше не пустили: мол, надоело твои больничные оплачивать, да и на командировочных стали экономить. И жена двойню родила, вцепилась: никуда тебя не отпущу, детям отец нужен. А потом и война вроде как кончилась.
Он сказал это почти с сожалением. Катя, конечно, слышала, что есть упоение в бою, но сама в это не верила. Да, экскурсия получилась вовсе не по театральным закоулкам.
– Короче, разругался я со своим начальством, пришлось искать другую работу, – продолжил вечер воспоминаний Влад. – Везде испытательные сроки и копеечные гонорары. У Горчакова хоть платят нормально. Правда, работа не совсем по специальности. Слежка, скрытая камера, охота за компроматом. Обслуживание VIP-тусовок в «Горячем». От моделек уже зубы сводит. Ты знаешь, третий тост своего розового «Кристалла» эти блондинки пьют «За любовь!» и при этом глупо хихикают. Понятно, что любовь для них – не вздохи на скамейке, а вздохи в бунгало на Мальдивах. А ты знаешь, какой у нас третий тост? Тот, который не чокаясь. За тех, кто не вернулся. А четвертый: чтоб за нас не пили третью рюмку...
– Из войны в гламур – контраст слишком резкий, – поняла Катя.
– Не то слово. Там все настоящее и люди, и звездочки, и награды. А здесь – одно фуфло.
Итак, у фотографа Влада оказалось прошлое военного корреспондента. А это значит, что, во-первых, он презирает весь этот глянец и золотую молодежь. Во-вторых, он – человек из ближнего круга. Фотографов вообще в какой-то момент перестают замечать. И он вполне мог слышать обрывки разговоров и узнать про игру. В-третьих, из «горячей точки» он без проблем мог привезти что-то типа снайперской винтовки. В-четвертых, парень – свой в этом театре. Он снимает спектакли для афиш и делает портреты актеров, которые висят потом в фойе. И у него, как у любого фотографа, есть кофр – большая сумка с аппаратурой, с которой его пустили сюда явно без всякого досмотра. Он же свой...
Катя уставилась на этот кофр. В нем вполне может лежать оружие. Настоящее, которое убивает. Влад – идеальный кандидат на роль таинственного игрока. Жаль, что Катя слишком поздно это поняла.
