Книга Бенвенуто - Олег Насобин

Отношения мои с женой хоть и стали немного другими, но все равно оставались не просто хорошими, а напоминали теперь самую острую фазу влюбленности. Во всех смыслах. Нервы наши были обнажены, и у нас с ней бурлил самый настоящий роман.

В остальном Дом оставался для меня Домом. В отношения с Катрин я вступал, будто выходя в скафандре во внешнюю среду.

С другой стороны, нельзя сказать, что отношения с любовницей тяготили меня, скорее, я ожидал или их развития в виде конкретных жизненно важных для нас обоих проектов, или неизбежного умирания взаимных чувств в связи с отсутствием общих интересов.

Как раз вскоре, 7 ноября, я собирался по делам в Париж из Ниццы, и, конечно, мы договорились с Катрин, что она встретит меня. Но накануне моя «шери», очевидно, получила другой приказ и резко попыталась перевести наши отношения обратно в сугубо деловое русло. То ли ее начальнички, то ли сам Буратинко наконец осознали: их план не работает.

Про измену я все рассказал жене сам, и шантажировать нас связью с другой женщиной оказалось бессмысленно.

Катрин, узнав, что Ирина решила не препятствовать нашим отношениям, долгое время мне не верила. Она полагала, что первая, такая неожиданная реакция на мою измену пройдет, а потом Ирина все равно неизбежно не сможет мне доверять, и вот тогда семья развалится сама собой.

Об этом моя «шери» говорила мне открыто и неоднократно, но я твердо отвечал, что не уйду от жены в любом случае и не брошу своих дочерей ни при каких обстоятельствах, пока я жив и в своем уме.

«Катрин, ты просто не понимаешь — мы с женой не просто супруги и родители наших детей. Мы, можно сказать, боевые друзья. Партнеры, связанные узами от Бога. Наши отношения невозможно измерить обычным аршином».

Я напомнил Катрин, что не ухаживал за ней, не выпрашивал и не добивался ее ласк. Она сама решила для себя, чего хочет, и знала, что у меня семья и предавать дорогих мне людей я не стану. С другой стороны, я считаю, что, если моей энергии хватает на двоих, кому от этого плохо, ведь никто не унижен и все ведут себя достойно.

Катрин таращила на меня свои глазищи, но не верила.

Между тем план оборотней не давал результатов, потому что Катрин не удалось добыть никакой интересной информации, кроме ерунды, вроде моих творческих планов на следующий киносценарий.

Осознав, наконец, очевидное и почувствовав, что они находятся в тупике, оборотни опять сменили тактику. Катрин вдруг стала холодна со мной.

«Ну что ж, — подумал я, — все когда-нибудь кончается. Видимо, она нашла себе любовника. Ну и ладно».

Накануне моей поездки «шери» вдруг написала мне, что не сможет приехать в аэропорт и вообще в Париж из Нормандии, потому что у ее служебного автомобиля сломался катализатор. Ну, я улыбнулся и, как мне показалось, все понял.

Я высмеял предлог, которым воспользовалась Катрин, чтобы прервать нашу связь, и пожелал ей всего самого лучшего. Искренне, кстати, пожелал. Я до сих пор жалею эту женщину и испытываю к ней острое сострадание.

Однако, как оказалось, я понял все неправильно. Она вовсе не собиралась уходить от меня.

Катрин позвонила и попросила войти в скайп.

Она, конечно, знала, что я нахожусь дома, ведь уже в течение нескольких месяцев мой айфон исправно информировал ее обо всем, что я делаю и говорю.

Я тут же открыл свой ноутбук и связался с ней. Мы поговорили, но без картинки, то есть без видеосвязи.

Катрин суховато и напряженно сообщила мне, что у нее для меня неприятная новость. При этом она просила, чтобы я «не нервничал и не переживал, ведь всякое случается, и проблему можно решить».

После такой «подготовки» я действительно встревожился: «Что случилось?»

— Помнишь, ты просил меня разузнать насчет банков? Помнишь? Та твоя проблема насчет черного списка, и тебе не дают кредитов?

— Ну да. Ты ничего не сделала с этим.

— Не сделала, потому что проблема не в банках. Я попросила Андрея разузнать все у банкиров, ты ведь знаешь, у него очень много денег, и банкиры ему стелют красные дорожки, куда бы он ни пришел. А еще у него очень хорошие связи. Вот что он узнал: твое досье блокировано на очень высоком уровне, оно блокировано полицией.

— Полицией? Да ну, это, наверное, устаревшая инфа. Ты же помнишь, нас в 2008 году арестовывали по доносу. Помнишь? Нас допрашивала бригада из Парижа, Police Judiciaire. Но все закончилось хорошо, они обещали все зачистить в банках.

— Не закончилось! Это продолжается!

— Кэт, говорю тебе — уже два с половиной года прошло, как это «не закончилось»?! Но я же не арестован и не под следствием. Включи ум-то!

— Нет, не закончилось, послушай меня. Я точно знаю.

— Катрин, хорош заниматься ерундой. Я уже в 2008 году после ареста получал небольшие кредиты без всяких проблем.

— Ты под слежкой! За тобой следит не Police Judiciaire!

— Да ладно! А кто? Мафия? Инопланетяне?

— ДСРИ!

— Чего?

— ДСРИ!

— Я не пойму никак, кто? Напиши мне месседж.

— Сейчас, но я его сразу сотру.

Она прислала мне четыре буквы: «DSRI» — и тут же стерла их.

Вообще-то название «конторы» пишется вот так: «DCRI», но она намеренно заменила одну букву. Агенты частенько так делают, наверное, чтобы не попасть сразу под ухо «большого брата», а может быть, опасаются своих коллег, немедленно реагирующих на ключевое слово.

— Вторая буква пишется не так, а как «Сити», понял?

— Нет.

И тут я услышал в наушниках высокий голос нервно вскрикнувшего мужчины:

— Il est con ou qoi?[12]

У меня в мозгу тут же включился сигнал тревоги, и я стал соображать стремительно, в экстренном режиме:

— Кто это был, Катрин?

— Где?

Она тоже явно нервничала.

— Я слышал сейчас мужской голос. Кто находится рядом с тобой?

— Никого здесь нет.

— Не ври. Кто рядом с тобой? Я слышал своими ушами. Он назвал меня коном…[13]

Я реально разозлился и готов был на этом закончить разговор и отношения вообще.

Видимо, она почувствовала это и неохотно уступила моему напору.

— Это был Андрей? Никитин?

— Да.

— Дай ему микрофон.

— Его здесь нет. Я выгнала его из комнаты.